Михаил Стрельцов - Храм превращается в плацебо

Я так был к этому готов, что когда через секунду ничего не произошло, почувствовал, что могу зажать рот и выпучить глаза, как мультяшный инопланетянин Кузнецов из детства. Поэтому, пробурчав что-то про «покурить», покачиваясь направился к выходу. И едва не заверещал, как в фильме ужасов, когда один из алкашей почти нежно придержал за рукав. Худой, небритый, в толстых линзах, он прошептал: «Мужичок, дай сколько не жалко, а?». От отвращения я дёрнул рукой, вырываясь. Даже хотел сказать что-то обидное. Возможно, дать по морде. Возможно, получить. Уже не важно.

Но он привёл свой последний аргумент. От удивления вытаращившись, автоматически выгребая из кармана на стол, что есть: пару десяток с мелочью, я разглядывал его, соображая, что меня изначально взбесило. Прося, он не смотрел на меня. Куда-то мимо. И теперь, шепча: «Благодарю, благодарю», шарил мимо денег, торопливо скользя пальцами, словно старый тополь высохшими ветками. Даже за толстыми линзами сгорбленный, облезлый человечек, сказавший «А я когда-то поваром здесь работал», был почти слепым.

Мне внезапно захотелось расстегнуть новёхонькую дублёнку, залезть во внутренний карман белоснежного отутюженного костюма, достать и отдать ему всё, что было с собой на командировку, но почувствовал спиной, что коллеги и так пристально наблюдают за моими действиями. Или мне показалось. Или тот, кем я стал… кем был всегда… разумно пресёк все действия, позывом тошноты вызывая на воздух… Я обречённо курил на тех же ступеньках, что и девять лет назад. И не хотел ничего менять. А возвращаясь с вокзала в Союз, где после мероприятия ожидался банкет, как обычно опережающий количеством спиртного закуску, купил по дороге курицу-гриль.

– Скажите: метр – это много или мало?

Девушка была почти симпатичной, молодой, – не молоденькой, а уже молодой. Я приметил её, подходя к остановке, поскольку становился третьим. По количеству ожидающих можно строить предположения, давно ли ушёл автобус и скоро ли будет следующий. То есть, девушку я приметил не с целью завязать знакомство (хе-хе, не в этот день), а просто как человеческую единицу. Само собой, попутно отметил её молодость и симпатичность по сравнению с полной тётенькой с кудрями и пухлыми пакетами нараспашку. По всему выходило – автобус ушёл недавно.

Между мной и дамами на остановке стояло дерево, вероятно – тополь. Не знаток в породах (тем более – в этот день), просто мимоходом зафиксировал: старое небольшое дерево с искривлением и наклоном в сторону автострады. Собственно и на дерево-то не похоже, так: растёт непонятно что непонятно где. Потому что и остановкой-то назвать было трудно небольшую асфальтовою дорожку в окантовке выемки автомобильного полотна. Ни тебе скамеечки, ни укрытия от дождя. Просто три человека, дерево, а на дереве прибитая табличка с обозначением остановки. И если под такой табличкой собрались трое и стоят, рано или поздно автобус должен здесь оказаться, распахнуть двери, убаюкать на свободных – конечно свободных! в девятом часу-то – сиденьях, отвезти домой, где я мигом, едва раздевшись, рухну спать.

Это был очень длительный и тяжёлый день. Я устал так, что едва стоял на негнущихся ходулях, которые раньше принимал за ноги. До шаблонной буквальности «я их не чувствовал». Так – ощущал, когда передвигались. Ощущение строилось на соприкосновении подошв с асфальтом. Или голова уже отказывалась воспринимать всякую фигню вроде ощущений. Короче говоря, я стоял на незнакомой убогой остановке и «тупил». Помимо резкого желания немедленно спать, было ясное понимание полного безоговорочного счастья. Да, я устал, но так много сделал сегодня! Всё сделал! И трещащее по швам от усталости тело одновременно казалось лёгким, воспаряющим. Несомненно, здесь поспособствовала и бутылочка пива, которая оказалась спасительный в этот ветреный, порывистый, но по-майски тёплый денёк.

Что ни говори, я был осоловело доволен, благодушен и готовился поспать. Как вдруг передо мной возникла эта пигалица и спросила:

– Скажите: метр – это много или мало?

Вообще-то я живу в центре мегаполиса и, передвигаясь, так или иначе попадаю на соцопросы, под объективы телекамер, время от времени выгребаю из карманов скомканные листовки и рекламные проспекты. По роду занятий сталкиваюсь с десятками сумасшедших женского пола, решивших, что пишут стихи. В большинстве случаев они начинают знакомство с нестандартных вопросов, щеголяя знаниями биографии Сурикова и Хабенского, цитируя Бродского и Фёдора Илоева (на этом месте может стоять любая фамилия местного поэта, ранее меня ознакомившегося с творчеством этих дам). И тут, подойди ко мне полная кудрявая женщина с таким вопросом, не задумываясь послал бы… коллеге в литстудию. Поскольку, как правило, литсумасшествие – дело возрастное.