Юрий Убогий - Что было, что будет

— Ты что? Чего смеялась?

— Уж больно ты грозен, как я погляжу! — ответила она, улыбаясь.

— Да что ты будешь делать с дураками! Представляешь, вагон керамической плитки прошляпил! А у нас два девятиэтажных дома хозспособом строятся, отделочные работы начались. Нам эта плитка вот так нужна!

— Господи, стоит ли из-за какой-то плитки так из себя выходить?

— Стоит, милая. Жилье — дело насущное.

Работал Дмитрий всегда много, особенно в последние годы, став заместителем директора крупнейшего в городе завода. Уезжал из дома в половине восьмого и возвращался к семи-восьми. Субботы у него большей частью тоже были рабочие, и Марина Николаевна часто удивлялась, как он выдерживает подобную нагрузку, оставаясь при этом бодрым и энергичным.

Она уважала работу мужа, но лишь умом. Чувства в этом было маловато. Понимала и масштаб, и ответственность — столькими людьми он руководил, такими огромными средствами распоряжался! И работа эта была важна для многих тысяч заводчан — тут и жилье, и базы отдыха, и пионерские лагеря, и профилактории, и детские сады и ясли… Но все-таки это всего лишь быт, думалось ей иногда. Не больше. Не наука и даже не производство, не хлеб, не металл, не здоровье людское. Быт, он и есть быт. Потом, словно устыдившись, она думала, что и жизнь наполовину, если не больше, из этого самого быта состоит.

При всей своей занятости Дмитрий даже в их домашнее хозяйство вникал. Не только дачей с азартом занимался, но и с тещей часто обсуждал всякие текущие житейские проблемы, вплоть до кухонных. Марину Николаевну это раздражало порой. С год назад была у них крупная ссора, сейчас и не вспомнить, по какому поводу. Тогда она ему и брякнула сгоряча: ты, мол, и дома настоящий заместитель по быту. На заводе у директора, а тут у собственной тещи. Оскорбился он страшно, никогда она его таким не видела. Побледнел и молча из комнаты вышел. Как она себя потом ругала, до сих пор простить себе не может! Это ж какой надо дурой набитой быть, чтобы сказать такое! Человек для тебя же старается, твои же обязанности на себя берет, а ты ему вместо благодарности в лицо плюешь. Идиотка избалованная!

Марина Николаевна надолго задержала взгляд на муже, и он почувствовал его, повернул голову, посмотрел вопросительно.

— Дать что-нибудь?

— Что? — не поняла она.

— Ну, я не знаю, — улыбнулся он. — Тебе видней. Плед, может быть, или набор маникюрный.

— Какой плед в такую жару, — пожала она плечами. — Нет, ничего, я так…

Забираясь вечером с ногами на диван, она часто просила его принести что-нибудь, и он всегда с удовольствием и готовностью делал это. Вот и теперь собрался услужить, надо же! Это ее и тронуло, и в то же время она ощутила смутное, едва уловимое раздражение.

Красивый мужчина, думала она, продолжая отстранение, как на постороннего человека, смотреть на него. Видный, что называется. И никогда никакой другой женщиной не заинтересовался, при ней, во всяком случае. А ведь чего только не случалось за эти пятнадцать лет — празднества всякие-разные, застолья, пикники. Нет, никогда, уж это-то она бы не пропустила. В первые годы брака он даже танцевать, в компаниях бывая, только с ней норовил, еле она его отучила. Это уж совсем жалкая картина — от жены ни на шаг не отходить. И всегда он чувствует ее присутствие рядом, не забывает о ней, вот и сейчас непременно обернется. И он обернулся, и она вновь ощутила ту же странную смесь удовольствия и раздражения. Он весело подмигнул ей. Лицо у него было очень живое и подвижное. Вот оно на мгновение сделалось серьезным, а потом ироническим. Сейчас о работе что-нибудь забавное расскажет, решила она.

— Сегодня на совещании Петров, ну, ты знаешь, начальник сборочного, генеральному хорошо выдал! — Вспоминая, Дмитрий даже головой от восхищения покачал. — Он на пенсию решил уходить, но пока держит в секрете. А в цехе завал, не по его, правда, вине. Генеральный и говорит, ядовито так, если мол, груз возраста гнетет, то можем помочь проводить на заслуженный отдых. Ну а Петрову что, если он и так уходить собрался. Он в ответ и врезал. Только после вас, Иван Кузьмич, говорит. Представляешь, генеральному сказать такое!

— Молодец.

— Что ты! Тишина, понимаешь, повисла мертвая, только стулья поскрипывают. А генеральный спокойно так, по-доброму улыбнулся и говорит, что ж, в таком случае вам посочувствовать можно. Долго еще придется трубить.

— Тоже молодец…

Марина Николаевна взялась за журнал, полистала. Прочла коротенькое стихотворение из одной подборки, из другой — нет, не греет. А в третьей ее что-то задело, и она стала читать повнимательней. Прочла все, смежила веки, повторяя последние строки последнего стихотворения: «Помимо наших воль любовь приносит боль и радость, но чаще почему-то — боль».