Филип Жисе - Океан. Белые крылья надежды

План нападения на торговый корабль разработал Ахмед, посоветовавшись со своими товарищами. Многие из них его отговаривали от затеи. Говорили, что сейчас, когда в море полно военных кораблей, а правительство Пунтленда [56] Автономный район в восточной части Сомали , желая обрести признание в глазах мировой общественности, создало береговую охрану для борьбы с пиратством, и пойманных пиратов теперь сажает за решетку на пожизненный срок, захват кораблей – невыгодное дело. Чем больше убеждали, тем упрямее становился Ахмед. И добился своего. Напал на "Италию" не к месту и не ко времени оказавшуюся в тех водах, обстрелял из гранатометов и захватил. Ненадолго, но это уже никого не волновало, заложников взял, выкуп (по крайней мере, за одного заложника) получил, чем заставил других говорить о себе.

Как и обещал, Ахмед поделился выкупом с Рахимом и его сыновьями, но как подозревал Рахим, в свою пользу. Рахим не знал, сколько взял Ахмед за капитана "Италии", но должно быть много, если совсем недавно тот купил себе недвижимость в Босасо, новую машину, дорогой мобильный телефон. Рахиму же он дал пятьдесят тысяч долларов, хотя обещал дать сто тысяч, по десять тысяч долларов его сыновьям, участвовавшим в налете, в то время как разговор был о двадцати пяти на каждого. Ахмед сказал, что остальное получат, когда дадут выкуп за молодого итальянца, коим был Леопольдо. Но время шло, а выкуп никто за Леопольдо не предлагал. Ахмед говорил о жадности итальянского правительства, обязанного Сомали еще с тех времен, когда итальянские миротворцы насиловали сомалийских женщин. Но Рахим думал о жадности Ахмеда, желавшего стянуть с итальянского правительства как можно больший куш. Думал и о дочери, на лечение которой в эфиопской клинике требовалось сто тысяч долларов. Понимал, что если он не получит выкуп за Леопольдо, его дочь умрет. Именно так и сказал врач, приезд которого обошелся Рахиму в десять верблюдов.

Несмотря на то, что Рахим часто повторял слова: "На все воля Аллаха", Леопольдо, глядя на грустное лицо сомалийца, чувствовал, что если бы у того была возможность, он пошел бы против воли Аллаха. И дело было не в слабости его веры. Нет. Вера Рахима была сильна, как и вера любого другого мусульманина, отбивающего поклоны пять раз на дню, как того и требует религия. Дело было в том, что Рахим был отцом, у которого было сердце, и в этом сердце жила любовь к своему ребенку.

Слушая Рахима, Леопольдо не мог не почувствовать жалость к нему. Если бы мог, обязательно помог бы Рахиму, но у него не было лишних ста тысяч долларов. У него вообще не было никаких долларов. Все его деньги, а это несколько тысяч евро, забрал Ахмед, когда напал на "Италию". И теперь все, что у него было, это грязные штаны, порванная рубашка, дырявые носки, туфли с потертыми носками и клок волос Ангелики. Вот и все его богатство. Вряд ли Рахиму будет польза от него.

В тот день, когда Леопольдо узнал истинную причину превращения Рахима-пастуха в Рахима-пирата, они долго просидели в тени колючей акации, делясь обрывками воспоминаний, смачиваемых теплым молоком верблюдицы, которую Рахим доил собственноручно. Леопольдо как мог, рассказал Рахиму, почему оказался на борту "Италии". Рахим выслушал, но ничего не сказал, поэтому Леопольдо так и не понял, поддерживает ли его Рахим или осуждает, считая глупцом, рискующим жизнью ради женщины.

На следующее утро, проснувшись, Леопольдо почувствовал сильное жжение в глазах. Потер глаза пальцами, но стало только хуже. Глаза начали слезиться.

Когда в хижину вошла Халия с завтраком, Леопольдо нещадно тер глаза, пытаясь избавиться от чесотки. Женщина заметила это, приблизилась, поставила миску с козьим сыром и чашу с молоком верблюдицы на пол, опустилась на колени и что-то спросила. Леопольдо не ответил, так как не понимал местного языка. Тогда женщина поманила его из полумрака хижины наружу. На улице Леопольдо едва не застонал, когда яркие лучи горячего солнца упали ему на глаза. В веки словно кто вонзил иголки. Леопольдо закрыл глаза.

Халия внимательно осмотрела его глаза, при этом не забывая произносить непонятные для Леопольдо слова, затем развернулась и направилась к главной хижине. Леопольдо же прикрыл глаза руками и поспешил назад в хижину, в спасительную полутьму, где упал на лежанку и принялся тереть воспаленные глаза в надежде избавить их от невидимого песка.

Немного прошло времени, как в хижину вошел Рахим с канистрой в руке, в которой было заметно движение жидкости, присел возле Леопольдо, минуту-другую смотрел на его бородатое лицо, ладони, растиравшие глаза: