Владимир Данилушкин: Дача ложных показаний

Пока идет дежурство, ты волен делать что угодно, в пределах возможного. Да хоть сдувать конспекты у девок с курса. Он продолжил учебу на юридическом. Но и от любимых наук нужен передых. С элементами игры. А пистолет — он притягивает, он тобою водит.

Я сам никогда не держал в руках оружия опаснее мухобойки. Я бы тоже, наверное, играл, не наигрался. Не расставался бы с пистолетом ни днем, ни ночью, прятал под подушку, периодически нырял рукой, проверяя наличие оружия. Наверное, испытал бы сильный эмоциональный подъем, бессонницу с последующей апатией.

Ему нравился вес новой вещицы, изящество и красота, мужская красота. У северных народов, он знал, есть женские и мужские предметы, например, ножи: чтобы заколоть оленя, вынуть внутренности, не отрезая голову, снимать и чистить шкуру, кроить из нее одежду и обувь, и на все свой инструмент.

Пистолет был мужским, и пули в нем — мужские, невероятно красивые и убойные. В отцовском доме водились ружья, ему доводилось стрелять в диких животных, добывать гусей и уток, стрелял он и из боевого оружия в армии, по мишеням. Но винтовка — разве она сравнится с этой дивной игрушкой, от которой немеют кончики пальцев и наливается жаром ладонь?

Можно вскинуть руку, прицелиться, опустить в пол, спрятать в кобуру, внезапно выхватить и прицелиться в того, кто, кажется, крадется сзади.

Приставить вороненый ствол к виску, нажать на спуск — все равно ведь на предохранителе. Ах, не на предохранителе? Извини!

Перед смертью в сознании пробегает вся жизнь. Кто его знает, возможно ли такое? Так оно и есть на самом деле! И окружающим тоже его жизнь высвечивается яркими эпизодами.

У мальчика не было даже портативного магнитофона, а однажды Стас признался, что изошелся из зависти, когда я купил своему сыну автомобильчик на батарейках, с дистанционным управлением. Стас своему не смог такой позволить. Так он сказал.

Зато подарил ему небо. Вышли за поселок, расстелили на земле тулуп, легли, голова к голове, смотрели на чистые ясные звезды и молча дышали ароматом багульника, ивы и лиственницы. Ты такого своему не дарил! Не спорю! Я был плохим отцом, да и сам вырос без отца.

Теперь он где-то на небе, три года как, и будет лежать до скончания века. Пока не ляжет к нему под сосны неугомонный Стас и труженица Валя.

Поблизости от поселка на быстро растущем кладбище зарыли его рослое сильное тело. Под казенным обелиском из мраморной крошки.

За что же так детей наших, второе поколение северян? Прекрасные ребята, как цветы, выращенные на гидропонике — без корней. Кто в машине побился, кто задохнулся в гараже, а кто и не наигрался, не нарадовался, кого мало ласкали на этой холодной суровой земле!

Порой разум отказывается верить в повышенную летальность молодого поколения и, независимо от моей воли, как во сне, строит версии.

Наши ребята незаурядны, светлые головы, это ясно не только каждому ежу, но и козлу. Они могут сделать то, что многим другим непосильно. Возможно, их просто вербует правительство — в суперагенты. А похороны — камуфляж, теперь и не такое наловчились делать. Просто ребята где-то работают под глубоким прикрытием.

— Парня убили за бабу, — уверен отец. Несколько раз заводил он этот разговор. — Сидел в помещении. Хоть и дежурил, но времени даром не терял, конспекты читал, готовился к сессии. Позвали, пошел на улицу, все оставил на столе, тетради, ручку. Так не кончают жизнь самоубийством. Вышел на улицу, выстрел в грудь. Кровь. Она и вытекла в рубашку. Тепло же было — последний день мая. А лежал на спине. Она же к спине должна была стечь.

Я вчера ищу стаканчик, не нахожу. Мы же, как узнали про беду, тут же из Питера в Магадан вернулись. Илюшенька, где стаканчик, — спрашиваю и чую, он рядом стоит, только невидимый. Я и вчера искал на балконе. А тут открываю балкон, и первое, что вижу, — рундучок, мы вдвоем его сделали с Ильей, чтобы всякую всяческую мелочь хранить. Так вот на рундучке стоит тот стакан, который я искал.

Валя лежит на диване, пригорюнилась, валерьянку пьет.

Мысленно прошу: подай маме знак, сынок. Тишина в ответ. А потом как форточка трах-тарарах — открылась. Думал, разбилось стекло. Нет, цело.

Убивали его три человека, — говорила женщина Ясновидящая, здесь, у нас есть такая. Один выстрелил, двое приняли, перевернули, положили. На лбу небольшая гематомка, а ведь лежал на спине.

У каждого человека врагов столько же, сколько друзей. Волосы на себе рвать — радовать недругов.