Томас Кенэлли - Дочери Марса

Наоми рассмеялась.

— Ну, вот, — сказала она, — наконец-то я узнаю Салли.

Салли смотрела перед собой, прикрывая ладонью глаза от солнца, как будто внимательно изучая, не грозит ли им что-то на дороге. Наоми взяла напряженную руку Салли.

— Слушай, — сказала она, словно стараясь отвлечь сестру. — Это случилось вот здесь, на этом повороте — лимузин вылетел на обочину и перевернулся. И бедная Митчи…

Они стояли в тенистом, приятном в летнюю жару местечке, откуда было видно, как дорога делает небольшую петлю, огибая обступившие шато деревья. Обе уставились на шоссе, будто трагедию можно было как-то переиграть и даже не допустить вовсе.

Наоми сказала:

— Я встречалась с сыном миссис Сорли. Он показался мне совсем мальчишкой, хотя и толковым. Впрочем, это еще один повод для беспокойства.

Про себя Салли подумала, что в любую минуту променяла бы жизнь сына миссис Сорли на безопасность Чарли. И тут же ее охватило чувство вины за то, что она готова пожертвовать другим человеком ради Чарли. Как будто и правда существует тот, с кем можно заключить подобную сделку.

— Встреча с Сорли-младшим была какой-то странной, — сказала Наоми. — Мы пытались изображать родню, и бедняга очень старался. В первую очередь он не поленился приехать сюда. Надеюсь, когда-нибудь мы сможем сесть и поговорить по душам.

Салли подхватила ее мысль и проговорила:

— Так уж сложилось, что нам, девицам Дьюренс, требуется время, чтобы сойтись с человеком. Хотя теперь, мне кажется, это стало попроще.

— Да. Нас прозвали молчуньями. Задавалами. Ты знала, что нас так называют?

— Ну уж не тебя, — возразила Салли.

— О, нет, — сказала Наоми. — Скорее уж меня, чем тебя. И никому и в голову не придет сказать «застенчивая». Наверно, люди считают, зачем говорить доброе слово, когда можно сказать злое. В целом ты гораздо общительнее меня. Мне кажется, ты гораздо быстрее сошлась с девушками вроде Лео, Фрейд и Слэтри.

— Ну, тогда ты совсем глупая, — сказала Салли, и они вместе посмеялись над своим недостатком.

Салли прожила в шато в комнате Наоми два дня, познакомилась с Эйрдри и «английскими розочками», военным хирургом и молодыми палатными врачами. Несколько раз она ходила с Наоми в палату, чтобы делать перевязки, орошать раны и убирать постели. Еще выводила раненых погулять по саду. Медсестры английского Красного Креста пришли в восторг, увидев, что армейская медсестра не брезгует черной работой, и одна из них сказала:

— Ну вы, австралийцы, даете!

Словно барышни Дьюренс были какими-то необыкновенными, наделенными свободным духом колонистками.

Когда они сидели в постели, Наоми рассказала ей историю майора Дарлингтона, который, согласно официально одобренной версии, предпочел респектабельность военного госпиталя предпочтению, которое оказывала ему леди Тарлтон перед другими хирургами.

— Она кажется твердой как скала, — проговорила Салли.

— Ее не сломать. Когда все это начиналось, я не ожидала, что она все время будет здесь. Я думала, она просто обустроит все, навроде того, как Бог сотворил мир, и вернется в Лондон к своей привычной жизни. Но она трудится вместе с нами. А еще ездит в Париж, чтобы открыть там клуб. Она всей душой отдается всему, за что берется. И она сама говорила мне, что сомневается, что после войны вернется к лорду Тарлтону, чтобы положить конец пересудам о ее любовных делах. И я тоже сомневаюсь. Не такой у нее характер.

Но вот пришло время садиться на паром, который должен был отвезти ее в Англию, Наоми проводила Салли в порт. Они поцеловались, словно дети, которые изображают разлуку на сцене. Это оказался старый французский колесный паром, по военному времени окрашенный в серый цвет, нечто среднее между диккенсовским пакетботом и допотопным линкором.

— Я узнаю на Хорсферри-роуд, можно ли мне получить свидание с Иэном, — пообещала Салли.

— Было бы здорово. Я боялась, что ты откажешься, но, пожалуйста, попытайся, вдруг получится.

Шеренга солдат расступилась, пропуская Салли, как отъезжающую, и Наоми, как провожающую, к трапу. Военный полицейский проверил и, признав подлинными, вернул документы, и она пошла вверх по трапу, обернулась на полдороге, чтобы увидеть залитое слезами лицо Наоми. Итак, сердечная связь, зародившаяся в отеле «Палм Корт» в Александрии, сохранялась и годы спустя. Думая об этой связи с сестрой, средь желтеющих по краям пурпурных облаков она увидела на западе предвестие долгих сумерек. И жизнь показалась Салли прекрасной и достойной того, чтобы жить. Даже сейчас. Восторг не отложишь до безупречного дня. Не тогда, когда у тебя есть возлюбленный и сестра.