Хелен Браун: Кошки-дочери. Кошкам и дочерям, которые не всегда приходят, когда их зовут

Никогда бы не подумала, что в нашей семье появится кот, сумасшедший настолько, что ему будет нравиться гулять на поводке. Но кошки меняют людей. И мне бы стоило это знать.

Сумерки мягко прокрадываются на кухню, и я слышу дробный топот лапок Джоны. Вот он стоит передо мной, сжимая в зубах красную шлейку.

– Не сейчас, – говорю я, продолжая чистить морковь. – До ужина всего полчаса.

Глаза у него становятся как два бездонных озера. Он сидит прямо передо мной, обернув хвостом передние лапы, и внимательно изучает мое лицо. Интересно, что видят кошки, когда смотрят на людей? Должно быть, их поражает отсутствие меха.

Поразмыслив несколько секунд, Джона, не выпуская из зубов шлейку, встает на задние лапы и опирается на мою ногу, вытянувшись во всю длину. Склоняет голову набок, прижимает уши и похлопывает меня лапой по животу. Потом снова опускается, роняет шлейку на пол и вкрадчиво мяукает.

Ну как тут можно устоять?

Я наклоняюсь и застегиваю шлейку, которая плотно обхватывает его мягкое, подтянутое тельце. Джона выгибает спину, предвкушая удовольствие от прогулки. Он мурчит так, что вот-вот задрожит посуда в шкафу.

«Это слишком жестоко! – слышу я мамин голос. – Кошки – дикие животные. Что ты делаешь с этим несчастным созданием?»

Мамы уже много лет нет с нами, но она по-прежнему живет в моей голове. Интересно, когда мои дочери состарятся и будут сидеть в креслах-качалках, они тоже будут слышать, как я ворчу на них или подбадриваю в минуты уныния?

В идеальном мире Джона мог бы спокойно гулять, где ему вздумается. Но времена изменились. Мы живем в городах, где по дорогам мчится грозный поток машин. На редкость неподходящее место для прогулок на четырех лапах.

Заурядный кошка возненавидела бы шлейку. Но Джона вот уже три года приучает меня к тому, что он отнюдь не заурядный кот. Любовь к шлейке – не единственная его странность, взять хотя бы одержимость Джоны перчатками, ленточками для украшения букетов и женскими вечерними нарядами. Должно быть, другие кошки считают его ненормальным.

Характер у Джоны непростой. Временами он демонстрирует недюжинный ум, но при этом продолжает считать, что машины придумали для того, чтобы под ними прятаться. Я не хочу ограничивать его свободу, но мы живем в опасное время. Я просто волнуюсь за его жизнь.

Я отношу Джону в прачечную и пристегиваю к шлейке поводок с рулеткой, который обеспечит коту максимальную свободу. Я всем телом ощущаю его радостное мурчание, когда открываю зад нюю дверь и выпускаю Джону на траву.

Несколько секунд он стоит неподвижно, потом задирает нос, пробуя на вкус теплый вечерний воздух. Тихий ветерок рассказывает коту о мышах и голубях, о пушистых белых собаках и других кошках – дружелюбных и не очень. Эти истории неуловимы для примитивных органов чувств, которыми приходится довольствоваться человеку.

Джона устремляется вперед, натягивая поводок; шлейка позвякивает, когда мы бежим вдоль дома. Его молодая энергия выматывает, а целеустремленность пугает. Не в первый раз Джона напоминает мне о старшей дочери, Лидии. Иногда мне кажется, что это красивое своевольное существо похоже на нее больше, чем наша предыдущая кошка, Клео.

Когда Джона останавливается у ворот, чтобы обнюхать куст розмарина, я почти чувствую, как Клео смотрит на нас из своего кошачьего рая и добродушно посмеивается. Полудикая, наделенная удивительной мудростью, она всегда считала, что шлейки подходят только выставочным собачкам.

Кошки приходят в жизнь людей с определенной целью. Многие из этих волшебных созданий обладают даром исцеления. Когда почти тридцать лет назад у нас появилась Клео, мы были буквально раздавлены горем после гибели Сэма, моего девятилетнего сына. Его смерть стала серьезным ударом для Роба, который видел, как старшего брата сбила машина. Но я была настолько парализована горем и ненавистью по отношению к водителю, управлявшему тем злосчастным автомобилем, что не находила в себе сил поддержать младшего сына. Больше всего меня мучила мысль о том, что Сэм умирал в одиночестве, лежа на обочине. Но я ошибалась. Годы спустя я получила письмо от замечательного человека, Артура Джадсона, который сообщил, что был рядом с Сэмом до самого конца.