Илья Кочергин - Точка сборки (сборник)

– Да где «вот»? Ты толком скажи, – уже сердился Митя, который носил такую же мальчишескую дурацкую улыбку.

– Ну как вам сказать толком? Вот же.

Мишка тыкал пальцем в ложбину, где громоздились камни цвета тусклого серебра, за ней поднимались склоны горного цирка с осыпями такого же цвета. А потом вдруг сквозь камни проступило дно, Митя начал различать дно и отражение склона в зеркале воды, как будто застывшее на весу. Озеро было под ногами, в сотне метров, наполненное жидким воздухом.

И они с Мишкой долго хохотали. Хохотать тут в общем-то было не над чем, просто повод нашелся выплеснуть накопившуюся радость. Такое несколько физиологическое отправление.

– Ну вы тормоз, дядя Мить! – повторял Мишка.

Володя Двоеруков, Мишкин отец, был гораздо старше и Мити, и Юрчика. Он уже научился хранить радость внутри, удерживая на лице спокойное выражение, не скалясь по всякому поводу.

По отвесным уступам цирков прыгали горные козы. Вверх, к хребту, неторопливо поднялся медведь – внешне такой же спокойный, как Володя, но, несомненно, наполненный той же радостью.

Они повидали верховья Баян-суу. Желание улеглось, стало не таким острым. Через пару дней, расслабленные, двинулись в обратный путь. И всю дорогу обсуждали другие верховья, другие горные массивы, другие места, где тоже нужно обязательно побывать.

Таких мест было даже слишком много для спокойного приятного выбора. Куда ни посмотри, туда и тянет. Желания перехлестывают, гасят друг друга, заполошность какая-то возникает.

И куда ни поедешь, тебе идет зарплата, маленькая, но почти регулярная. Даже удивительно. Да еще полевые начисляют. А вдобавок тебя обеспечили бесплатным жильем, оружием и личным гнедым транспортом со спутанной гривой и дрожащей нижней губой. Живи не хочу.

Чтобы получить доступ к этим огромным и желанным пространствам, потребовалось всего лишь прибыть в заповедник и выразить желание здесь работать.

Ну не скажи, не просто прибыть. Нужно было еще выбыть оттуда, где ты жил, где тебя окружали опытные, растерявшиеся в безвременье люди, пытающиеся подавить тревогу и еще более настойчиво, чем обычно, дающие тебе советы. Где тебя на каждом шагу подстерегали новые невиданные возможности – что ни день, то новые. И требуется вся глупость и житейская нерасчетливость, чтобы выбыть оттуда и отыскать себе самое подходящее для жизни место.

Летом тесали жерди и ставили новую изгородь поскотины, потом был покос, потом бушевито отмечали окончание покоса вместе с соседями с пастушьей стоянки чуть выше по реке. Пастушья самогонка удалась – дух парил, и силы были непомерны. Был сплав домой, на кордон, по белой порожистой реке, без весел и почти без сознания. Потом Митя схватился с Володей драться, перепутал и сильно искусал свой собственный палец: думал, что Володин. Они ненадолго утратили человеческий облик, но к утру благополучно вернули его.

Всю осень опять провели в лесу среди разноцветных склонов. Заготавливали по избушкам дрова, чистили тропы, завозили на зиму продукты. С удовольствием мечтали по вечерам о рабочих зверовых собаках, прекрасных лошадях, о финских костюмах защитной раскраски, хорошем оружии. Никого не беспокоило отсутствие в жизни всех этих вещей, не бесило, не унижало, просто мечтать по вечерам – довольно приятное занятие.

По ночам им иногда снились родные города.

По снегу забили бычков. Возились с ними два дня подряд, потом отмылись в бане, сошлись, розовые, ясные, у Володи и сели за стол. Сытно парило вареное мясо. Татьяна вынесла два торта с разноцветными розочками, крем был подкрашен зеленкой и йодом. Володя заново протер, расставил на чистую белую скатерть стопки и водрузил две бутылочки одеколона «Цитрон».

– Извините, парни, ничего другого нет.

Пригубили по стопочке, второй фанфурик не стали открывать.

Мясо обменяли на солярку. Целую неделю на пяти конях возили на пастушью стоянку в Улаан-Бажи мороженые ноги и ребра, а в обратный путь навьючивали на седла полные канистры. Двадцать пять километров туда, двадцать пять обратно.

Перевезли и стали азартно делать себе ножи, благо солярка теперь была и можно было по вечерам гонять свет, запуская старенький дизель-генератор.

Поторапливаешь опускающиеся сумерки, чтобы бежать в дизельную с ведром кипятка. Там уже все собрались и топят буржуйку, заливают горячую воду в радиатор, ищут заводную ручку пускача, ищут подходящую проволочку, мастерят факел из этой проволочки, на которую наматывается тряпка, пропитанная отработанным машинным маслом.