Алексей Камышинцев - Начало осени

— Разрешите, Серафима Ивановна? — Завуч сунул голову в приотворенную дверь. — Вот… — Он выдвинул Лешку вперед. — Как вы велели. Опять, знаете ли, курил…

Серафима Ивановна подняла руку, останавливая Седого и всем своим видом как бы говоря: «Сейчас не до мелочей».

— Спасибо, Владимир Васильевич, — поблагодарила она завуча, давая понять, что он может быть свободен.

Седой секунду поколебался — выходить или нет? — словно бы опасался оставить директрису наедине с Лешкой. Потом тихо притворил за собой застекленную дверь.

— Какие у тебя планы на будущее? — строго и в то же время участливо спросила Серафима Ивановна.

Лешка знал, что она хочет услышать меньше всего, и сказал, открыто и преданно глядя ей в лицо:

— Продолжать дальнейшую учебу во вверенной вам школе!

— Вот как? Прекрасно… А тебе не трудно будет в старших классах? Требования сейчас оч-чень высокие. Как со стороны общеобразовательной, так и с идейно-нравственной, моральной, так сказать. — Она в упор посмотрела на Лешку и многозначительно добавила: — А нам кое-что известно…

— Что вам известно?

— Видели тебя, и не раз, в сомнительной компании, что собирается в сквере на площади.

— Это не ваше дело.

— Допустим. Но согласись, что это отвлекает тебя от учебы.

— Я буду стараться, — не уступал Лешка. Он понимал, что из школы его все одно выпрут, и хотел на прощание досадить хотя бы Серафиме, как за глаза называли ученики своего директора.

— Так… Посмотрим, как обстоят у тебя дела с успеваемостью. — Серафима Ивановна выдвинула ящик широкого письменного стола, начала рыться в бумагах.

Директорский стол походил на саркофаг. Массивная столешница, обтянутая добротным сукном цвета бордо и покрытая толстым стеклом, покоилась на двух основательных тумбах. В них, как и в столешнице, имелись многочисленные ящики и ящички с бронзовыми ручками, накладками замков и резными наугольниками.

К этой гробнице прогрессивных начинаний недавно приставили торцом, как уступку либеральным веяниям, современный письменный столик на тонких ножках, поблескивающий дешевой полировкой.

Директорский стол украшался мраморным чернильным прибором, изображавшим трех медведей. Двое из них сидели по краям серой плиты, держа в лапах по чернильнице-непроливашке, а третий стоял в центре ее, облапив мраморную бочку для карандашей.

Прибор этот Лешка помнил с первого класса и всегда рассматривал его, если не поднимал глаза к потолку или не опускал их к полу, в то время как директриса либо целый педагогический совет отчитывали его за очередные художества.

И сейчас он привычно глядел на этот шедевр канцелярских принадлежностей. Нос и уши медведя, непредусмотрительно вставшего на задние лапы, были фиолетового цвета, о них раньше вытирали засорившиеся перышки. Теперь из пересохших непроливашек легкомысленно торчали разноцветные шариковые ручки.

— И как же ты думаешь перебираться в девятый класс? — В голосе директрисы, выведшем Лешку из задумчивости, слышалось скорее удовлетворение, чем упрек. — Ты погляди, — Серафима Ивановна выложила перед собой на стол какую-то ведомость, — в третьей четверти у тебя двойка по химии, остальные — тройки. Да и тройки-то чуть живые! По поведению вообще не аттестован… А сейчас? Сейчас ты по-прежнему прогуливаешь уроки, хулиганишь.

— Я не хулиганю, — вставил Лешка скорее по привычке, чем из желания установить истину.

— А кто вчера запер женский туалет перед звонком с большой перемены? Мне все известно!

Лешка молчал, понимая, что оправдываться бесполезно. Все выдающиеся хулиганские проявления в школе приписывались ему. Когда-то это даже льстило, но теперь он стал уставать. Кстати, туалет он запер, предварительно втолкнув туда Мишку Хрипунова. За восемь лет тот нисколько не изменился, даже внешне. Такой же гладкий и толстый, разве что в размерах увеличился. И такой же подлиза. А наябедничала конечно же Нелька Клепикова, она к этому Тюфяку неравнодушна. Вот Лешка и устроил им свидание в укромном месте.

— Не запирал я, — отнекивался он все же для порядка, но Серафима только отмахнулась.

— Бог с ним, это все детские шалости. Нам известно кое-что другое… — Она помолчала и в лоб спросила: — Анашу куришь?

— Откуда вы… — начал было Лешка, но осекся.

А директриса с превосходством смотрела на него, точь-в-точь участковый Рогин.

— Неважно откуда… Вот что я тебе скажу: экзамены ты не сдашь, на второй год оставлять тебя в школе — резона нет. Да ты еще и под суд угодишь, опять пятно на коллектив… — Серафима Ивановна встала из-за стола, прошлась по кабинету. — Я тебе никогда зла не желала, Леша. Охота тебе угодить в колонию или в спецшколу? Поступал бы ты в училище. Там и аттестат получишь.