Джонатан Троппер - Как общаться с вдовцом [litres]

— В общем, я могу сказать, что если с Майком у меня не заладится, ты узнаешь об этом первым.

Гости хохочут, а Расс озирается с таким видом, будто серьезно подумывает, а не вскрыть ли себе вены.

— Будь я проклят, — произносит он.

— Не парься, — успокаиваю его я. — Ты поступил мужественно.

— Я выставил себя дураком.

— Ты просто лапочка, — встревает Клэр, наклоняется и целует его. — Здесь нет женщины, которая бы в тебя не влюбилась.

Дебби откашливается.

— Я хочу кое-что сказать, — произносит она, и меня настораживает, что она смотрит мне в глаза и моментально отводит взгляд. Мне это совсем не нравится. Со временем на такие вещи развивается чутье.

— За последние годы нашей семье пришлось многое пережить, — говорит Дебби, и слышно, как все в комнате затаили дыхание, зачарованные, и ждут, чем все это кончится. — Я хотела помянуть мою невестку Хейли. Она была мне сестрой и другом. И сейчас, накануне свадьбы, мне просто не верится, что ее здесь нет. Мы тебя любим, Хейли. Нам всегда будет тебя не хватать.

Мать плачет, Клэр плачет, Расс дрожит, гости за столиками вытирают глаза и сморкаются. Не плачет только отец: он выглядит невероятно взволнованным, как будто пытается что-то сообразить. Все взгляды устремлены на меня, словно я актер, номинированный на премию, но ее не получивший. Я чувствую, как гости смотрят на меня, ждут моей реакции; по коже у меня бегут мурашки, а сердце стучит, словно боевой барабан. Я будто в сауне, рубашка промокла от пота. Потом голос Дебби тает вдали, все звуки умолкают, комната превращается в узкий черный коридор, и я слышу только, как мои подошвы тихонько шаркают по роскошному цветастому ковру, чувствую, как с каждым торопливым шагом скользит плюш под ногами. Я знаю, что за мной идут Клэр, Расс или мама, я чувствую движение за спиной, но сейчас я не могу ни на кого смотреть, поэтому я вылетаю из тяжелых дверей, пробегаю по коридору, мчусь через фойе и вываливаюсь из парадной двери на прохладный ночной воздух. Я стою, прислонившись к стене, на подъездной дорожке под освещенным флюоресцентными лампами клубным навесом, и просто дышу — вдох-выдох, — дожидаясь, пока бешено скачущее сердце перестанет так колотиться.

За спиной раздаются шаги, на дорожке появляется отец.

— Дуг, — окликает он, приближается и встает рядом.

— Привет, пап.

Отец берет меня за подбородок, чтобы я посмотрел ему в глаза. Он слегка задыхается от того, что бежал за мной через все здание, но взгляд его голубых глаз ясен и проницателен. Знал ли я, что у него голубые глаза?

— Хейли, — запинаясь, произносит он, — умерла.

— Да, пап. Она умерла.

Отец кивает.

— Когда?

— Больше года назад.

— Я знал?

— Папа.

Он качает головой.

— Я знал?

— Иногда ты об этом знаешь. Но в основном не помнишь.

Отец качает головой, его глаза наполняются слезами.

— Сколько же тебе пришлось пережить.

— Все в порядке, пап.

— И я тебе ничем не помог.

— В этом нет твоей вины.

— Дуг, мне так жаль.

Я закрываю глаза, а когда открываю, отец протягивает ко мне руки. Из-под моих мокрых ресниц, как пули, вылетают слезы; я судорожно всхлипываю и падаю к нему на грудь. Он обнимает меня и нежно укачивает, обняв теплой сухой ладонью за шею; макушкой я чувствую его подбородок. Думаю, впервые со смерти Хейли я плачу у кого-то на груди — странное, сложное чувство. Я реву как последний дурак, пока у меня не остается больше слез, словно все предыдущие рыдания были лишь генеральной репетицией безысходного плача на доброй, крепкой отцовской груди.

— В детстве ты никогда не плакал, — когда я успокаиваюсь, говорит отец. Он отходит на шаг и кладет мне руки на плечи. — Мы даже думали, что с тобой что-то не так.

— Так и было.

Он качает головой.

— Дуг, давай вернемся.

— Я скоро приду. Через минуту.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — спрашивает он, вглядываясь в мое лицо.

Я киваю и слабо улыбаюсь.

— А у меня есть выбор?

— Вот и молодец, — тепло улыбается отец и уходит.

Спустя несколько минут я все еще стою и таращусь в иссиня-черное небо, икая от недавней вспышки чувств. Вдруг из полумрака стоянки появляется силуэт. У меня немного кружится голова и туманится в глазах от рыданий, поэтому я не сразу узнаю в нем Дейва Поттера. На нем брюки от костюма и рубашка, волосы выглядят так, будто из душа он попал прямиком в аэродинамическую трубу.

— Дуг, — цедит он.

— Ты опоздал, — отвечаю я.

И тут я замечаю у него в руке пистолет.