Джонатан Троппер - Как общаться с вдовцом [litres]

— Ну конечно же, значишь, но, если честно, чем все это, черт подери, может кончиться? Это ни к чему не приведет.

Она подвигается ко мне, так что мы стоим практически впритирку в узкой кабинке.

— Я тебя люблю, — признается она, и в ее глазах внезапно набухают слезы, готовые вот-вот пролиться. — Я обещала, что не влюблюсь в тебя, но все-таки влюбилась.

— Лейни, — говорю я и беру ее за руку. — Ты замужем.

— Раньше тебя это не останавливало.

— А теперь останавливает.

— Я могу и развестись.

Я качаю головой.

— Не надо.

— Я все равно рано или поздно хотела его бросить.

— Возможно, но не стоит делать этого ради меня. Я не лучший вариант.

— То есть спать со мной ты можешь, а завести роман — нет.

— Я не стану ни спать с тобой, ни заводить роман.

— Ты меня использовал.

— Ты меня тоже.

И тут слезы переполняют ее глаза и проливаются, они текут по щекам, оставляя линии, похожие на двойной черный след от реактивного самолета, и мне ничего не остается, как легонько утереть ее слезы большими пальцами. Лейни ошибочно принимает мой жест за призыв, прижимается ко мне, обвивает руками мою поясницу, пальцами поглаживая мне спину.

— Дуг, — произносит она и приникает ко мне. Дверь туалета открывается, и мы замираем в кабинке, как спрятавшиеся дети. Мы задерживаем дыхание; шаги приближаются к писсуарам. Лейни кладет руки мне на плечи, опирается о них и забирается с ногами на стульчак. Мы стоим неподвижно, прислушиваясь к журчанию мочи, льющейся в фарфор писсуара. Потом Лейни трогает языком мочку моего уха и зажимает ее между зубов.

— Дуг, — шепчет она, жарко и влажно дыша мне в ухо.

Я отклоняюсь от нее, но в кабинке очень тесно. Лейни приоткрывает рот, медленно трогает губами мой подбородок. Ее ладонь скользит по моему животу за ремень, и вот уже она сжимает и гладит мой член. Я хватаю ее за руку, чтобы вытащить ее ладонь из штанов, но она сопротивляется, улыбаясь мне, как будто это игра. Тогда я выкручиваю ей руку и прижимаю к ее спине, нечаянно притиснув Лейни сильнее к себе; она наклоняется и целует меня в шею.

— Ты же сам знаешь, что хочешь этого, — шепчет она.

В писсуаре спускают воду, слышно журчание воды в раковине. Потом дверь туалета открывается и закрывается. Я выдыхаю и, извиваясь всем телом, отчаянно пытаюсь отделаться от Лейни, ее нога со всплеском соскальзывает со стульчака в унитаз.

— Вот дерьмо! — вскрикивает Лейни и вытаскивает ногу из унитаза, обрызгав мне штанину.

— Черт! — выпаливаю я, и мы вываливаемся из кабинки.

— О господи! — произносит Лейни, отряхиваясь, и неуклюже ковыляет к выходу. — У меня нога вся мокрая.

— Извини.

Она поднимает на меня глаза и глубоко вздыхает.

— Так мне и надо.

Ее взгляд тускнеет, она устало прислоняется к стене. Лейни выглядит маленькой, печальной и побежденной, и от этого мне становится хреново.

— Послушай, — начинаю я.

— Пожалуйста, не надо. Хватит с меня унижений. — Она стаскивает туфлю, дорогую эспадрилью песочного цвета, и, припадая на одну ногу, как калека, бредет к сушилке. — Знаешь, я ведь и правда собираюсь от него уйти.

— Лейни!

Я делаю шаг к ней, но она протягивает руку.

— Уходи, — просит она и нажимает серебристую кнопку.

Туалет заполняет шум сушилки, похожий на рев реактивного двигателя.

Позже мы сидим с Брук в машине на какой-то стоянке, поцелуй затягивается и перерастает в нечто большее, жаркое, от чего у нас перехватывает дыхание и запотевают стекла моего «сааба». Мы ненасытно открываем рты, прижимаемся губами к губам, гладим друг друга по лицу, наши языки танцуют и переплетаются, а руки с легкостью скользят под майками по обжигающе-горячей коже. Мы задыхаемся и стонем — диалог наслаждения, всем понятный без слов.

В конце концов мы оказываемся у меня в холле. Прижавшись к стене, мы целуемся и ласкаем друг друга, и если с минуты на минуту не разденемся, то жар движений спалит одежду, прикрывающую наши тела. Но я просто не знаю, куда идти. Я не хочу вести ее вниз, в гостевую комнату, как Лейни, но и боюсь вести ее к себе в спальню: это значит нарушить неприкосновенность последнего святилища Хейли, заявиться с бульдозером в единственный нетронутый тропический лес, убить целый вид, чтобы выстроить отели и торговые центры.

« Хейли , — мысленно произношу я. — Хейли, Хейли, Хейли ». От двух слогов ее имени у меня предательски бьется сердце.

Но Брук мила, сексуальна, она само совершенство. В ресторане, когда мы целовались, я почувствовал, как что-то во мне, доселе болтавшееся без дела, встает со щелчком на свое место, почувствовал, как планета на мельчайшую долю секунды остановила вращение, залюбовавшись нами…