Джонатан Троппер - Как общаться с вдовцом [litres]

В то утро я вошел в свой тесный кабинет в «М Мэгэзин», а за моим столом сидела и плакала Хейли. «О», — сказал я то, что обычно говорят, обнаружив у себя за столом прекрасную незнакомку в слезах.

Она подняла на меня полные слез глаза, высморкалась в скомканный платок и спросила:

— Не могли бы вы вернуться через несколько минут?

Хейли была заместителем директора отдела рекламы, я — редактором и ведущим рубрики, а это значит, что наши пути редко пересекались. Но я знал, кто она, и даже успел слегка и ненадолго ею увлечься. Все-таки она была красавица, старше меня, и занимала в компании руководящую должность. Но сейчас она рыдала за моим столом, а ничто так не действует на внутреннего белого рыцаря, как вид плачущей женщины. Поэтому я вышел из кабинета и закрыл дверь, чтобы дать ей побыть одной и не пустить потенциальных соперников — других белых рыцарей; я не был готов к поединку. Я немного прошелся, а на обратном пути купил два кофе. Я не пью кофе, но, как сказала мне однажды старая подруга, иногда нужно притвориться на благо человечества. Когда я вернулся, Хейли красилась. «Вот», — произнес я, поставил перед ней чашку кофе и прислонился к стене.

Она улыбнулась мне сквозь последние слезы, она была расстроена, встревожена и казалась не такой уж неуязвимой — а это все, что нужно с красавицей: легкая трещинка в ее броне, которая дает мужество подкатить с ухаживаниями. В противном случае слоняешься вокруг, словно пожиратель падали, и смотришь, как к ней приближаются другие хищники.

— Спасибо, — проговорила она признательно и сделала глубокий глоток. — Кто вы?

— Я Дуг, — ответил я. — Это мой кабинет.

— Хейли.

Мы через стол пожали друг другу руки. Ее ладонь была маленькой и мягкой, на обкусанных ногтях не было лака.

— Простите меня за вторжение. Мне сегодня утром что-то не везет.

Я махнул рукой.

— Жаль, я не знал, что вы придете. Я бы купил пончиков. И носовых платков.

Она ухмыльнулась.

— Вообще-то это на меня не похоже.

— Вы не виноваты. Я всегда так действую на женщин.

Ухмылка превратилась в полноценную улыбку. У нее была потрясающая улыбка — теплая, невероятно трогательная, увидев ее, я ощутил приятное покалывание в паху. Женщины вроде Хейли никогда мне так не улыбались. Они обычно одаривали меня вежливой мимолетной улыбкой, похожей на аварийный сигнал, который как бы говорил: «Едем дальше, здесь не на что смотреть». Но Хейли сказала:

— Я не хочу возвращаться к себе в кабинет.

— Так оставайтесь здесь, — предложил я.

— Но я не хочу мешать вам работать.

— Знай вы меня получше, вы бы поняли, насколько это смешно.

Она задумчиво посмотрела на меня. У нее были длинные светлые волосы медового оттенка, кожа, словно светящаяся изнутри, и темно-карие миндалевидные глаза. Разговаривая, Хейли широко раскрывала глаза и красиво прищуривалась, когда улыбалась.

— У меня сегодня день рождения, — сообщила она.

— Поздравляю.

— Спасибо.

— Дни рождения — это нелегко.

— И не говорите.

— Сколько вам лет?

— Тридцать шесть. Я в разводе. И еще я мать двенадцатилетнего трудного подростка.

— Вам столько лет, на сколько вы себя чувствуете.

— Тогда мне полтинник.

— Для полтинника вы выглядите потрясающе.

Она улыбнулась.

— Все оказалось не так, как я думала, понимаете?

— В тридцать шесть лет?

— В жизни.

— А, в жизни, — произнес я так, как это мог произнести кто-то мудрее меня. — Не будем об этом.

Она ухмыльнулась.

— Сколько вам лет?

— Двадцать пять. Но чувствую я себя на двенадцать.

Она фыркнула от смеха, но мне это все равно понравилось, и я не прерывал ее, а потом она начала рассказывать мне о разводе, о своем проблемном сыне и неудачах с мужчинами. Ей было тридцать шесть лет, она развелась с мужем и в одиночку воспитывала ребенка. Мне было двадцать пять, и я все еще ждал, что в моей жизни что-то произойдет. Мы жили в параллельных мирах, но внезапно очутились вместе на нейтральной территории моего кабинета. Дело не в том, что она была слишком взрослой для меня: она была слишком красивой, слишком печальной, слишком мудрой и, в общем, слишком искушенной для такого, как я. Но что-то произошло, какой-то сбой во вселенской гармонии, и мы смогли приподнять завесу, разделявшую наши миры, мы болтали и смеялись, Хейли была мила, остроумна, ранима и чертовски прекрасна — за такую красоту не жалко и голову сложить.

— Послушайте, — произнес я спустя некоторое время. — Мы можем просидеть так весь день, но ведь сегодня день вашего рождения, а в моей семье день рождения значит одно, и только одно.