Ксения Букша - Открывается внутрь

Они курили.

– Скажите, – сказала Тоня. – Вам не кажется, что скоро конец света?

– Неа, – сказал сосед. – Маловероятно. Будет, конечно, но не прямо сейчас.

– А вы точно знаете? – затаилась Тоня.

– Да тут и без конца света сплошная чума, – сказал сосед.

Вот какие слова он сказал Тоне. На минуту, на секундочку, но они ее согрели.

– Вы заходите, – сказал сосед. – Чаю выпьем на кухне.

– А жена? – спросила Тоня.

– Спит, – сказал сосед.

Они вошли в их сверкающую кухню, полную разных гаджетов и приспособлений, и Тоня тихонечко села с краешку на табурет. Сосед молча, степенно курил в форточку. В свете ночника (верхний свет они не включали) серебрились его волосы, черная седеющая щетка надо лбом. Тоня разглядела и якорь на мускулистой руке.

– Во флоте служили? – спросила Тоня.

– М-гм, – сказал сосед. – Практиковался. Семь месяцев плавали – никакой морской болезни. Все переболели, а я нет. А когда у всех прошла, у меня началась. И не кончилась. Так что с тех пор хожу посуху.

– Сочувствую, – сказала Тоня. – Мечтали, наверно, стать моряком.

– Мечтать – мечтал. Но, по правде говоря, за семь месяцев так надоело… Я все ходил вокруг трубы и задачки решал из «Занимательной математики».

С Тониного места кажется, что за окном темнотища, хоть глаз выколи. Но если подойти к окну поближе, то станет видна цепочка огней внизу, а за улицей – фонари по периметру заброшенного завода, на котором теперь автобаза, склады и какой-то другой завод, не заброшенный, но поменьше прежнего. Все это хоть немного, но освещено. А за этим заводом будет видно железную дорогу, не очень оживленную, а за ней, чуть правее, – кладбище, а левее – парк и корпуса многопрофильной клиники, а уж за ним, за парком, горят красные габаритные огоньки на высоких башнях нового бизнес-центра.

– Пора идти, – говорит Тоня шепотом, – а уходить не хочется. Хорошо у вас.

– Вы заходите, – говорит сосед. – Я все равно не сплю. Серьезно, заходите.

Тоня кивает. Она пробирается к себе в квартиру, укрывается от ветра шубой и засыпает. С того дня ей становится немного лучше. Хотя сама Тоня этого не замечает. Мрачное настроение сменяется упадочным и сентиментальным. Заслышав в позднем метро скрипача, Тоня плачет и отдает ему предпоследнюю денежку. По вечерам Тоня пытается читать Библию (по правде говоря, просто держит ее в руках). Ей хочется спать, но она гонит от себя сон, потому что в половину первого сосед выходит покурить, и Тоня просится к нему на позднее чаепитие.

Сосед вдруг подставляет табуретку, шарит рукой по верхней полке и достает альбом.

– Вот, – говорит он. – Я тут… рисую иногда.

Тоня открывает альбом.

– Ух ты! – шепчет она потрясенно. – Да вы настоящий художник!

– Да уж там… художник, – усмехается сосед. – Смотрите, вот это моя старшая сестра. Ее уже нет. Она была медиком очень хорошим. Тут я ее любовно шаржировал, как она делает три операции сразу. – (Тоня улыбается.) – А это вот Баба-яга, она плачет, потому что не получилось зелье из мухоморов.

Дальше сосед молчит, потому что и так все понятно. Вот девочка на маленьком аэродроме, на сильном ветру, машет рукой, а самолетик-кукурузник то ли приземляется, то ли взлетает. Вот озеро и ели над ним. Вот голубые города. Вот на пирсе тихо в час ночной, в море встает за волной волна. Вот где-то далеко идут грибные дожди.

– А это Дед Мороз, – говорит сосед.

– Круто! – говорит Тоня потрясенно. – Ой, а это же вы сам! Здорово похоже.

Последний листок в альбоме озаглавлен: «Автопортрет моряка». Молодое лицо, короткие густые волосы торчат вверх, как щетка, глаза прищурены, губы ровные. И тельняшка.

– М-гм, – говорит сосед.

Тоня видит его мускулистую руку, якорь, а на запястье часы. Странно, такой вроде богатый человек, а часы у него… Часам этим лет тридцать. Жидкокристаллические, простые. Такие в восьмидесятых носили.

И уходит Тоня в тот день от соседа уже в совершенном покое, умиротворении; в состоянии обычного для себя беззаботного и легкого существования, которое она ведет всю свою жизнь.

И на следующую ночь Тоня к соседу больше не приходит. А утром на работу опаздывает и в лифте с соседом не встречается. И на следующий день, хотя не опаздывает никуда, не встречается тоже. А потом вдруг начинается весна, становится тепло, и из головы у Тони весенним ветром выдувает и соседа, и его рисунки, и остатки мрачных или печальных мыслей. Такой уж она человек.