Ксения Букша - Открывается внутрь

А в этой квартире, куда Тоня приходит занять денег и о которой мы говорим, живет семья: муж и жена. Жена нам пока неинтересна, а интересен муж. Это решительный, смелый и красивый человек. О таких писали Джек Лондон и Антуан де Сент-Экзюпери. Он работает на трех работах, а по вечерам гоняет в футбол. Поэтому Тоня, которая работает тоже много, часто ездит с ним в лифте то утром, а то вечером. И они всегда шутят. Причем не глядя друг на друга, потому что сосед ростом два метра, а Тоня – полтора.

Тема шуток может быть разной. Тоне много не надо.

– На шестнадцатом сегодня всю ночь грызли сахар, – говорит Тоня, глядя на лямку соседского рюкзака. – Прямо спать не давали.

– Да-да, – говорит сосед, глядя сверху на Тонины вихры. – я тоже что-то такое слышал. Но я думал, они пилят гири.

– Это у них сахарные головы, – говорит Тоня.

– То есть это они друг другу головы грызли? – сосед.

Двери открываются. Первый этаж. Все выходят (обычно к этому моменту в лифте бывает человек шесть с разных этажей), и Тоня мчится на триста шестую маршрутку, а сосед – машину прогревать.

Если же они едут вверх, вечером, то едут всю дорогу вдвоем и шутки бывают совсем другие.

– Как работа? – говорит Тоня.

– Волк, – говорит сосед с выражением. – В лес все время бежит.

– И смотрит, – Тоня. – Сколько ее ни…

– …ни корми, – подхватывает сосед.

Приехали. Пятнадцатый.

Да. Ну так вот, а когда у Тони трудные времена, то она приходит к соседу занять деньжат. Потому что известно, что у соседа их очень много. Просто куры не клюют. Он работает на трех работах, и за каждую ему платят – ой-ой-ой сколько.

Ну что ему пять тысяч? Пустяки ведь!

И сосед тоже так думает и всегда Тоне денег дает. А Тоня часто даже отдает долги! Но вот жена соседа – она не думает, что это пустяки. Ей это дело почему-то не нравится.

Она шипит:

– Опять эта алкглчка пршла. Сккмжн ей деньги давать. Тебе все на шшею ссдтся. Скоро всь дм прйдт у тебя деньги прсть.

Сосед, сколько Тоня может слышать, молчит. Ее никогда не пускают дальше передней. Зеркала, мрамор и всякие такие дела. Ну, Тоня понимает, жена же.

Жену эту Тоня редко видит снаружи дома. Иногда только. Потому что жена соседа работает дома или вовсе не работает, а по своим делам ездит днем. Но иногда Тоня видит, как жена соседа в своих лосинах, мокасинах и темных очках вылезает из субару и, размахивая сумкой и мелированными прядями, шагает к подъезду. Тоня про себя называет ее Комариха. Комариха значительно моложе соседа. Тоня знает, что соседу под полтос, хотя выглядит он классно. А жене его и сорока еще нет. Да не только сорока, но и чувства юмора нет. Совсем. Как это он с ней живет?

Но вот наступает какая-то очередная зима, и жизнь Тони вдруг кардинальным образом меняется. Такого с ней не было никогда. Точнее, лет с тринадцати, когда Тоня порезала себе вены. Но тогда были веские причины и поводы, а теперь поводов нет, причины неясны, а состояние точно такое же, как тогда, при Советском еще союзе.

Чувство юмора, не покидавшее Тоню сорок лет подряд, вдруг совершенно пропадает, а на его место приходят ужас, страх, тоска и черная кручина. Вот чего боится Тоня: ей представляется, что все люди на Земле вымерли и в пустом черном космосе крутится голый маленький шарик. Согласитесь, это действительно неприятная фантазия. А если она так и лезет в голову, и ничем ее оттуда не выгнать? И даже запить ее не получается, потому что только хуже.

И так бы Тоня и погибла от этих мрачных химер, если бы не сосед по этажу.

Дело было так: ночью Тоня, обдумывая всякие ужасы, вышла покурить на балкон рядом с лифтом. Она, конечно, могла бы покурить и в квартире, но так как ей все время хотелось совершить самоубийство, то она любила приходить на тот бетонный балкон и заглядывать вниз, борясь с желанием туда прыгнуть. Желание постепенно крепло, а борьба ослабевала. Вот и в ту ночь Тоня тоже пошла покурить на балкон, и, глядя на красные огоньки высоток вдалеке, крутила в голове свою чорную пластинку.

Но на тот же балкон, в ту же ночь, по неизвестным нам причинам вышел покурить и сосед. Он вышел даже раньше Тони, и Тоня его там, на балконе, нашла.

– Че, как? – спросил сосед.

До той ночи разговоры всегда, без исключения, начинала Тоня. Поэтому соседское че-как однозначно звучало как выражение участия и понимания.

– О-о-ох, – поежилась Тоня и опасливо встала на пороге балкона.

– А-а, – сказал сосед и предложил Тоне закурить.