Преступление девочки состояло в том, что она в отсутствие хозяина и его жены задушила их шестимесячную дочь, к которой была приставлена в качестве няньки
История этой несчастной девочки, вынужденной зарабатывать себе на пропитание, живя прислугой в чужих людях, поразительно напоминает историю Варьки из страшного рассказа А. П. Чехова «Спать хочется». Но, как бы ни жаль нам было Варьку или Анну Колесову, убийство есть убийство, и по законам того времени они подлежали строгому наказанию.
Так, согласно «Уложению о наказаниях», Ольгу Жохову должны были приговорить «к лишению всех прав и ссылке в Сибирь». Однако при рассмотрении ее дела в Сенате смягчающим обстоятельством было признано то, что она совершила убийство «не с полным разумением», в связи с чем она была сослана на четыре года в Горний Успенский монастырь. Дальнейшая судьба Ольги Жоховой неизвестна.
2 июня 1897 года был принят закон об изменениях в судопроизводстве по делам о несовершеннолетних преступниках и о мерах их наказания. Согласно этому закону, в местностях, где отсутствовали приюты для несовершеннолетних преступников, дети-преступники в возрасте с 10 до 14 лет даже в случае совершения ими тяжких преступлений могли отбывать наказание «в монастыре их вероисповедания».
Причиной принятия такого закона «послужило недостаточное количество мест в тюрьмах, связанное с ростом преступности в обстановке быстрой индустриализации и урбанизации 90-х годов». «Избрание православных монастырей для помещения в них несовершеннолетних, – отмечалось в законе, – производится по предварительном сношении с местными архиереями» [11].
В связи с этим епархиальными архиереями составлялись и отправлялись в окружные суды списки монастырей, куда могли быть направлены малолетние преступники. Так, 30 ноября 1897 года прокурору Архангельского окружного суда епископом Архангельским и Холмогорским Иоанникием был предоставлен список монастырей, в которые можно было бы заключать несовершеннолетних преступников. Из северных женских монастырей для этой цели были избраны Шенкурский Свято-Троицкий и Горний Успенский.
Однако практика содержания в женских монастырях Архангельской и Вологодской епархий несовершеннолетних уголовных преступниц не получила широкого распространения. Так, в Успенском Горнем монастыре содержались юная воровка-рецидивистка Мария Завьялова, а в 1913 году – крестьянская девочка из деревни Ивонино Грязовецкого уезда Мария Кириллова, совершившая поджог деревни Дураково. При этом Мария Завьялова ухитрилась бежать из монастыря, а ее тезка-поджигательница пробыла в нем всего четыре месяца, после чего была признана психически больной и переведена в психиатрическую лечебницу.
Единственное упоминание о попытке поместить в женский монастырь Архангельской епархии несовершеннолетнюю преступницу датируется 1900 годом. По определению Архангельского окружного суда в Свято-Троицкий Шенкурский женский монастырь должны были заключить 16-летнюю Марию Завьялову, осужденную за кражи. Однако игуменья Рафаила воспротивилась этому. Свой отказ принять арестантку Завьялову она объясняла тем, что в монастыре нет ни свободной кельи, куда можно было бы ее поместить, ни охраны, которая смогла бы предотвратить ее побег, поскольку та вполне могла убежать из Шенкурского монастыря, как ранее убежала из Горнего Успенского. Но прежде всего игуменья высказывала опасение, что помещение в монастырь юной воровки-рецидивистки нарушит благополучие обители, в связи с чем ходатайствовала перед Архангельской консисторией о недопущении Завьяловой в монастырь.
Епархиальные архиереи отправляли в окружные суды списки монастырей, куда могли быть направлены малолетние преступники. В их число входил и Горний Успенский монастырь
Чем закончились хлопоты игуменьи, неизвестно. Однако приведенный пример может свидетельствовать о том, что попытки превращения северных женских монастырей в колонии для несовершеннолетних преступниц встречали противодействие со стороны их игумений.
Имеются сведения только об одном случае пребывания в северных женских монастырях политических заключенных. В 1862–1864 годах в Холмогорском монастыре отбывала заключение «за политическую неблагонадежность» жительница Санкт-Петербурга Елизавета Павлова. Надо сказать, что игуменья Ангелина (Соколова) « делала все от нее зависящее, чтобы положение ссыльной не ухудшилось; в том числе, в деле Павловой не сохранилось сведения о том, чтобы она выполняла какие-либо работы в монастыре » [53]. Конечно, в любом случае неволя есть неволя, и Павлова тяготилась своим пребыванием в монастыре, хотя ее положение было легче, чем положение других ссыльных, поэтому спустя два года по состоянию здоровья она была переведена в Архангельск.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу