Перед рассветом мы увидели двух гитлеровцев, один из них был офицер. Надев немецкие каски, мы ждали, когда фашисты подойдут ближе. Когда офицер приблизился к окопу, он начал что-то говорить. Нам же ничего не оставалось, как молчать. Тогда он выругался и спрыгнул в окоп… Через минуту офицер был обезоружен и связан. От изумления он почти лишился дара речи…
— А что было потом? — нетерпеливо спросил Юхас.
Русскому офицеру перевели вопрос, он улыбнулся и продолжал:
— Потом все пошло как по маслу. Карта, находившаяся у гитлеровца в сумке, рассказала нам больше, чем мы предполагали. К своим мы вернулись без всяких происшествий. — Майор еще раз улыбнулся и, повернувшись к Токоди, сказал: — Вот ответ на ваш вопрос. Не знаю только, удовлетворит он вас или нет… Правда, ответ несколько длинноват, но, быть может, так будет понятнее. Только не поймите меня превратно и не подумайте, что вся солдатская жизнь состоит из одного страха и ужаса. Но какая-то частичка страха живет в человеке даже тогда, когда он в сотый раз встречается с противником, и все оттого, что он не знает, что его ждет. В трудные минуты жизни (а такие у солдат бывают нередко) важно не расслабляться, не думать о прелестях жизни — это подтачивает волю человека. В первые дни пребывания на фронте я заметил, что командир старался давать мне как можно больше различных поручений, с тем чтобы у меня не оставалось времени на воспоминания и пустые мечты. А молодой солдат особенно склонен к мечтаниям. Позже, когда я сам не раз встречался со смертью лицом к лицу, когда стал свидетелем того, как пали на поле боя мои товарищи, в душе у меня родилась ненависть, которая воодушевляет бойца на подвиг…
Русский майор пробыл у нас в полку до позднего вечера. Когда он уехал мы продолжили спор о том, можно ли полностью победить страх.
Подводя итог дискуссии, я еще раз объяснил солдатам, что волевой человек в любой, даже очень сложной обстановке способен побороть охвативший его страх. В то же время я видел, что не все они согласны со мной. И тут мне на ум пришел один случай из прошлого, когда я был еще командиром отделения. Я рассказал эту историю солдатам. Дело было на крупных маневрах, в ходе которых несколько дивизий перемещались из одного места в другое. На рассвете нашей роте было приказано форсировать Дунай на лодках. Получив приказ, я довел его до солдат отделения. И вдруг один из них воскликнул:
— Товарищ сержант, я не умею плавать!
— Кто еще не умеет плавать? — спросил я.
И вдруг все, как один, подняли руки. Я не верил своим глазам: оказалось, что по стечению обстоятельств никто из отделения не умел плавать. Дело в том, что я и сам-то не умел плавать, но только не смел сознаться в этом. Я сказал, что каждый солдат получит специальный жилет, в котором легко держаться на воде.
Мы спустились к Дунаю. Столкнули на воду лодку, после чего я подал знак нашему пулеметчику, чтобы он шел к лодке. Но он даже не пошевелился. Стоял как парализованный.
— Ну что вы стоите? — спросил я его недовольно.
— Я боюсь, — пролепетал солдат, — утону я.
— Немедленно садитесь в лодку! — приказал я.
Пулеметчик неохотно сел. Когда все заняли свои места, мы оттолкнулись от берега и поплыли. Солдаты побледнели и испуганно смотрели на меня. От страха они даже не могли грести как следует. Не скрою, меня и самого охватил страх. На широком Дунае наша лодка казалась скорлупкой. Течение в том месте было сильным, и нашу лодку начало сносить вниз.
— Вода!.. Вода!.. — вдруг истерически закричал кто-то.
— Замолчать! — крикнул я. — Я тоже не умею плавать, но не паникую! Смотрите!
Положив оружие на дно лодки, я мешком перевалился через борт и упал в воду. Все испуганно вскрикнули, но, как только увидели, что спасательный жилет держит меня на воде, сразу же успокоились.
— Вот видите, я свободно держусь на воде, — сказал я, подплывая к лодке.
Страх у солдат как рукой сняло. Они энергично налегли на весла, а когда мы подплыли к противоположному берегу, некоторые уже шутили.
— Я тоже считаю, что страшным бывает только то, чего человек еще не понимает, не осознает, — проговорил Токоди. — Я, как сейчас, помню, как я первый раз стоял в карауле. Поставили меня к складу с боеприпасами. А было это в январе, холод стоял собачий. Я тогда очень боялся. Думал, что два часа, которые мне нужно было отстоять на посту, так никогда и не кончатся. Какие только ужасы мне не мерещились! На каждый, даже малейший шорох, я хватался за оружие. Пот меня прошиб. А когда меня сменили и я оказался в караульном помещении, сел я на топчан, а сам думаю: «И это все? А чего я, собственно, боялся?» Когда меня снова поставили на пост, я, разумеется, тоже боялся, но уже не так сильно. А спустя две-три недели я стоял на любом посту без всякого страха.
Читать дальше