Имре Уйвари - Особенный год

Подал заявление в институт, хотя в гимназии ему советовали не делать этого. Классный руководитель откровенно сказал Надю, что багажа для продолжения учебы у него нет. Рекомендовал пойти в ученики, приобрести какую-нибудь специальность, а уж потом, если не пропадет желание, попытаться поступить на вечернее отделение института. Быть может, к тому времени он поумнеет, станет серьезнее, поймет, что ему действительно нужно учиться дальше, и притом не ради диплома и более легкой и обеспеченной жизни.

Дома то же самое советовал отец, но сын и слушать его не хотел:

— Вы что, хотите чтобы я после гимназии пошел простым рабочим?!

— Не теряй головы, сынок, — уговаривал Дьюлу отец. — На заводе третья часть всех рабочих окончила гимназию.

Но сын настаивал на своем. В институт его, как в следовало ожидать, не приняли. Много месяцев он ничего не делал. Сидел на шее у родителей, ходил на танцульки, развлекался. Ему и в голову не приходило, что во всех своих неудачах прежде всего виноват он сам.

Мечты о легкой жизни губили его. Он сдружился с такими же, как он сам, бездельниками, парнями, которые то и дело недовольно ворчали: «Разве это жизнь? С гимназическим образованием мы и не подумаем идти в рабочие!»

И не шли. Дьюла устроился на работу разъездным торговым агентом. Доставлял товары частникам, помогал им получать «левую» продукцию, брался за крайне сомнительные дела, но физической работой не занимался никогда.

Отец сначала упрашивал его одуматься и взяться за ум, а когда это не помогло, в доме начались почти ежедневные скандалы. Но на Дьюлу и они уже не действовали.

Он никого не хотел слушать и шел своим путем. Вернее говоря, ему казалось, что он сам распоряжался собственной судьбой. Появились новые дружки. Как только темнело, под окошком раздавался свист или другой условный сигнал, заслышав который Дьюла шел к ним.

Каждый вечер собиралась вместе эта компания, состоявшая из восьми-девяти хулиганов. Они прохаживались по проспекту Народной Республики, потом направлялись в городской парк. Слонялись по аллеям, приставали к прохожим, пачкали скамейки мазутом, варварски вытаптывали цветы. После их очередного налета городской сад был похож на поле сражения или же на местность, над которой только что промчался опустошительный тайфун.

Однажды вечером гулявшие в парке жители схватили трех парней из этой компании и передали в полицию. Состоялся суд, который приговорил их к трем месяцам тюремного заключения условно. Судья надеялся, что это поможет парням одуматься, пока еще не поздно. Однако, как бы в знак протеста против приговора суда, хулиганы той же ночью перебили пятьдесят электрических лампочек в саду.

Отец Дьюлы заподозрил неладное. Кто-то сказал ему, что его сын связался с хулиганами.

Однажды вечером, когда сын, как обычно, хотел уйти из дому, отец остановил его словами:

— Вернись-ка, сынок, в комнату.

Дьюла же решил во что бы то ни стало вырваться к своим дружкам. Он с большой неохотой и не сразу подчинился отцу.

— Зачем ты, сынок, связался с этими хулиганами? Останься дома, не ходи никуда, — спокойно попросил его отец.

— Я уже не ребенок, чтобы сидеть дома по вечерам.

— У тебя отец — рабочий дружинник, — начал увещевать сына отец. — После нашей горькой житухи при старом режиме мы сейчас зажили по-настоящему, как подобает людям. Поверь мне, если ты и дальше пойдешь по этой дорожке, то попадешь в большую беду.

— Ну и пророк же ты! — отмахнулся Дьюла. — Мы просто гуляем, разговариваем, ну, в кино сходим, и только. Что в этом плохого?

— Меня уже предупредили, что ты связался с плохой компанией.

— Каждому старику, выходит, мы мешаем, стоим поперек дороги! — вспылил Дьюла. — Что же нам теперь делать? Сидеть дома и курить трубку, как они? Мы молоды, и нам можно немного пожить. Или мне прожить свои молодые годы так, как прожил ты свои? Тогда давайте переедем в наш старый барак, а если его уже не существует, то построим себе какую-нибудь развалюху. Зажжем в ней керосиновую коптилку, чтобы старики меня ни в чем не могли укорять.

Отец хотя и чувствовал свою правоту, но после таких слов немного засомневался. Он вспомнил свою молодость, голод, бедность, безработицу и подумал: «А может, сын и прав? Он хочет повеселиться, ну и что? Почему он должен жить именно так, как жили мы двадцать пять — тридцать лет назад?..»

И в то же время его беспокоило, что у сына нет серьезного занятия.

Поразительное легкомыслие Дьюлы, несерьезность и отсутствие твердой воли не без причины беспокоили старика Надя. И все же в тот вечер он не смог твердо сказать сыну: «Никуда ты не пойдешь! Останешься дома!»