Имре Уйвари - Особенный год

— Что здесь случилось? — спросил я, подходя к солдату, который не только не встал при моем появлении, но даже не пошевелился. Судорожно сжав руками подоконник, он громко и надрывно рыдал.

Дневальный растерянно продолжал свой сбивчивый рассказ:

— Я вдруг услышал плач… его слышно было даже в коридоре… и вошел сюда… Смотрю, а он плачет на окне. Я попытался утешить его, просил успокоиться, а его еще сильнее проняло. Тогда я прикрикнул на него, но и это не помогло. — Дневальный подошел ко мне ближе и прошептал: — Кажется, он хотел наложить на себя руки. Очень даже возможно.

Вместе с дневальным мы отвели парня ко мне в канцелярию и усадили на стул, после чего я дал знак дневальному, чтобы он ушел, оставив нас вдвоем.

Некоторое время я молчал. Случай был настолько необычен, что мне нужно было собраться с мыслями. Глядя на сидевшего напротив меня солдата, который безутешно рыдал, я думал: «Почему он вдруг решил уйти из жизни? Что настолько надломило его, что он решил наложить на себя руки?»

Я далеко не молод, служил в старой армии, где самоубийство не считалось чрезвычайным происшествием. Довольно часты были случаи, когда офицер-садист или же унтер доводил солдата до самоубийства. Пожилые унтеры-сверхсрочники то и дело приказывали зеленым новобранцам лезть под кровать и там искать «сказку». Если же солдат отказывался выполнять такой приказ, его бесчеловечно избивали, всячески издевались над ним.

Помимо моей воли такая картина встала у меня перед глазами. Быть может, кто-нибудь из сержантов, потеряв самообладание, грубо обидел Надя, оскорбил его человеческое достоинство, а тот отчаялся и дошел вдруг до такой страшной мысли?

Но какова истинная причина? Может, у него что-нибудь случилось дома? Неудачная любовь? А может, что-то другое?

Нервничая и прикуривая одну сигарету от другой, я смотрел на солдата, у которого постепенно высохли слезы и он уже не плакал, а только всхлипывал.

Я взял стул и, подвинув его поближе к парню, сел так, чтобы видеть его лицо. Помолчав еще немного, я не столько укоризненным, сколько успокаивающим тоном спросил:

— Почему вы хотели сделать это?..

Я не успел закончить фразы, так как солдат снова разрыдался. Я взял его за плечи и несколько раз слегка встряхнул.

— Посмотрите мне в глаза!

Солдат повиновался.

— Отвечайте! Почему вы решились на такое безумие?

Солдат не смотрел на меня. Он уже не плакал, но и не отвечал.

— Вас кто-нибудь обидел? — спросил я.

Он покачал головой.

— Дома какое-нибудь несчастье случилось?

Надь молчал. Заговорил он только несколько минут спустя:

— Я погубил всю свою жизнь.

Как странно звучат эти слова в устах молодого человека, который прожил-то на свете всего-навсего двадцать один год, а уже говорит: «Всю свою жизнь». По правде говоря, он еще и не видел этой жизни как следует, не пробовал ее прелестей, а уже хочет отказаться от нее. Но почему? Я не мог ничего понять до тех пор, пока Надь полностью не успокоился и не рассказал мне подробно историю своей недолгой жизни.

Родился Надь в семье рабочего. До освобождения страны Советской Армией жили Нади тяжело. За участие в забастовке протеста отца сначала избили полицейские, а потом занесли в «черный список». Куда бы он ни обращался в поисках работы, его никуда не брали. Несколько месяцев он был безработным.

Неизвестно, как сложилась бы его судьба, если бы не освобождение. После голода и нищеты началась другая, новая жизнь. Их переселили из барака в центр города, предоставив семье Надя двухкомнатную квартиру с центральным отоплением. Была работа, был неплохой заработок. Сначала жили скромно, но с каждым годом дела шли все лучше и лучше. Купили новую красивую мебель, потом радиоприемник и прочие вещи.

Супруги Надь начали уже планировать свое будущее. Дьюла ходил в школу. Учился он средне, и потому отец хотел отдать его на завод учеником слесаря. Сказал, что он сам обо всем договорится.

— У нас один-единственный сын, — запричитала, заплакала мать, — а ты готовишь ему такую судьбу! У нас же есть деньги, пусть учится дальше. Из него инженер может выйти.

— Это с его-то тройками? — удивился отец. — Да знаешь ли ты, старая, что́ сегодня нужно знать инженеру? Мне, старику, проработавшему по специальности тридцать лет, и то нужно поступать в техникум, если я хочу идти в ногу со временем.

Но сердобольная мать все же настояла на своем, и сына после окончания средней школы отдали в гимназию. Первый год он проучился и с грехом пополам перебрался во второй класс, где завалил годовые экзамены. Пришлось сдавать переэкзаменовку. В третьем классе Дьюла сидел два года. Потом сдал экзамены на аттестат зрелости. Но как? Выпустили его из гимназии, сжалились над парнем.