Джеффри Арчер - Ложное впечатление. Подсолнух. Две девочки в синем. Марли и я

— Пока, Сэм, — произнес Джек, и в этот миг зазвонил его сотовый. Джек только что закончил осматривать квартиру Анны и вышел на 54-ю Восточную улицу. Он нажал зеленую кнопку: — Что хочешь сообщить, Джо?

— Петреску нанесла визит в Уэнтворт-Холл.

— Сколько она там пробыла? — Джек шел в сторону Пятой авеню.

— С полчаса, не больше. Она куда-то позвонила, прежде чем ехать в Хитроу, где встретилась с Рут Пэриш. В районе четырех появился фургон «Сотбис» и забрал красный упаковочный футляр…

— А что в футляре — и дураку понятно. Куда поехал фургон?

— Картину отвезли в их контору в Вест-Энде. Петреску поехала вместе с ними. Картину выгрузили двое служащих, она прошла в здание следом.

— Сколько ее не было?

— Двадцать минут. Вышла с красным футляром. Поймала такси, уложила картину на заднее сиденье и — исчезла.

— Исчезла? То есть как — исчезла?

— Но ребята уже сели ей на хвост.

— Где? — спросил Джек, успокаиваясь.

— В Гатвике. Заметь, — сказал Джо, — симпатичная блондинка с красным упаковочным футляром невольно выделяется из толпы.

— Куда она вылетела?

— В Бухарест.

— Зачем тащить в Бухарест Ван Гога?

— Пари держу, ей приказал Фенстон, — сказал Джо. — Это их родной город, решили спрятать картину там.

— Зачем же Фенстон отправил в Лондон Липмана, если тот не собирался забирать картину?

— Для отвода глаз? — предположил Джо. — Это, кстати, объясняет и его появление на заупокойной службе.

— Или потому, что Петреску уже на него не работает и похитила Ван Гога.

— Зачем ей рисковать, он же наверняка устроит на нее охоту?

— Зачем — не знаю, а выяснить можно одним-единственным способом, вот я и попробую, — ответил Джек, нажал на телефоне красную кнопку, остановил такси и велел водителю ехать в Вест-Сайд.

Фенстон выключил магнитофон и нахмурился. Они прослушали пленку в третий раз.

— Когда вы прогоните эту стерву? — спросил Липман.

— Не сейчас — она одна может вывести нас на картину, — ответил Фенстон.

— Обратили внимание на единственно важное слово в их разговоре? — мрачно заметил Липман. — «Еду». Скажи она «возвращаюсь», «возвращаюсь домой», это бы означало: в Нью-Йорк.

Фенстон поднял брови:

— Значит, она имела в виду Бухарест.

Джек откинулся на спинку сиденья и попытался вычислить следующий шаг Петреску. Он по-прежнему не мог решить, то ли она профессиональная преступница, то ли дилетантка. И какое место в этом уравнении занимает Тина Форстер? Неужели Фенстон, Липман, Петреску и Форстер работают вместе?

Но если Петреску действует сама по себе, она не может не понимать, что рано или поздно Фенстон до нее доберется. И зачем красть картину, которая стоит миллионы долларов, если нет никакой надежды спрятать ее так, чтобы об этом не узнал Фенстон? В этом просто не было смысла.

Пока Анна числилась в пропавших без вести, получить ордер на обыск ее квартиры не составляло труда. Сэм расплакался, услышав ее фамилию, проводил Джека до самой двери и впустил его внутрь.

Сэм остался в коридоре, а Джек обошел квартиру. Ничего нового сверх того, что он уже знал. В адресной книге — тот же номер телефона дядюшки в Иллинойсе и тот же адрес матери в Бухаресте. Удивило его, пожалуй, только одно — висевший на стене в коридоре рисунок Пикассо с автографом. Джек не мог поверить, что она стащила рисунок и повесила в коридоре для всеобщего обозрения. Возможно, рисунок получен в награду за что-то от Фенстона?

Он вернулся в гостиную и посмотрел на фотографию на углу письменного стола — Анна с родителями. Открыл ящик, где обнаружил связку писем на незнакомом языке. Большинство были подписаны «Мама», однако два или три были отправлены человеком по имени Антон. Джек снова бродил взгляд на фотографию и невольно подумал — если б ее увидела его мать, она бы пригласила Анну отведать своего ирландского рагу.

— Черт! — выругался Джек так громко, что услышал водитель.

— Что такое? — спросил он.

— Забыл позвонить матери.

— Значит, будет вам головомойка. Я тоже ирландец.

Неужели это бросается в глаза? — подумал Джек. Ему, конечно, следовало позвонить и предупредить, чтоб его не ждали на традиционный «ужин с ирландским рагу», когда он приходил к родителям, чтобы вместе отметить врожденное превосходство кельтской расы над всеми остальными детьми Господа Бога.

Отец хотел, чтобы Джек стал юристом. Прослужив в Полицейском управлении Нью-Йорка двадцать шесть лет, он пришел к выводу, что только юристы всегда извлекают из преступления выгоду. Вопреки совету отца Джек завербовался в ФБР всего через несколько дней после окончания Колумбийского университета со степенью по праву. Отец каждую субботу ворчал по этому поводу, а мать не уставала спрашивать, когда он надумает сделать ее бабушкой.