Владимир Прудков - Дoрoгoй дaльнeю

И опять, вперед всех, высказался Ходорков.

— Оно бы, конечно. Но ково вместо? Так-то Петрович в сельском хозяйстве разбирается, — сжал руку в кулак и решительно взмахнул. — Выпороть бы его, как нашкодившего пацана.

— И кто ж за это возьмется? — спросили мужики.

— А вот ко мне должен скоро подкатить атаман Борздун, Александр Исаевич. Ему и нагайку в руки!

Ни у кого эта предполагаемая акция сомнений не вызвала. Петрович сам был из казаков. Все помнили его отца, настоящего казака, ныне уже покойного. Дед Петр пользовался большим уважением. И не только как специалист кузнечного дела. По всем вопросам авторитетом слыл. Если что случалось, к нему на разборки шли.

Давно это было, но все помнили. В кузню явилась гулящая баба с сыном и пожаловалась, что забижают ее выблядка Валерика. Кузнец дал Валерику червонец: «А ну-ка сбегай в сельпо, купи себе конфет, пока я с твоей мамкой говорить буду». И никто больше Валерика пальцем не трогал. Сразу припоминали, что Валерику сам Петр Акимович деньги на конфеты выдал. Это был очень веский аргумент — ну, примерно, как освященный крест или партийный билет, кому что.

Да и ведь Владимира Петровича в председатели выдвинули на гребне отцовского авторитета. Конечно, выучился в институте, но не в этом дело. Мало ли у нас с дипломами тротуары метут…

В эти же дни в гости зазвал Пашка Тютюнник. И первым делом спросил, когда атаман нагрянет. Уже и Пашка знает. Вся деревня об этом судачит, все ожидают приезда «атамана». Хозяин усадил гостя за стол и налил полный стакан самогонки. Из боковой комнатенки выглянула согбенная старушка. «Опять», — проворчала она и осудительно покачала головой.

— Все нормально, мама, — осадил её Пашка. — К нам пожаловал снабженец, милостью божьей… Опорожни, Ваня. С меня ж причитается.

Вспомнил, значит, про ночную операцию «Ы». Настроение было не ахти, Иван не отказался и жахнул. Закусить практически было нечем. На столе только чашка соленых огурцов, пожелтевшее от времени сало, да разломанная на куски буханка хлеба. Иван откусил от огурца — кислый. И только после этого заметил, что сам-то Пашка себе не наливает, чему удивился.

— Я в завязке, — пояснил Тютюнник.

— Это ты-то? В завязке?

— А почему бы и нет, — спокойно разъяснил Пашка. — Надо ж на трезвую голову подумать, что с нами происходит.

В комнату заскочили ребятишки, двое, — оба черноглазые, смуглые; жена у Паши была южных кровей, кажется, таджичка — тихая и покорная. Иван пожалел, что, зайдя в гости, ничего не купил. Пацаны были его крестниками. Правда, он не особо навяливался в крестные отцы; так пожелал сам Пашка. Ребята поздоровались с гостем, и младший, Колька, спросил:

— Папа, ты телик починил?

— Да нет еще, некогда, — отмахнулся Тютюнник.

Тут только Иван обратил внимание на телевизор, стоявший в углу комнаты на тумбочке. Пашка купил его недавно, в кредит. Но задняя крышка уже была снята и валялась на полу, а сверху лежали какие-то детали. У Пашки ничего долго не держалось и вечно что-то приключалось. Недавно ночью, в его дежурство, корова с фермы пропала. Теперь новый телевизор сломался.

— Во время грозы наеб… — пояснил хозяин. — Мы с Митькой вскрыли, хотели отремонтировать. Но в нем запчасти не хватает.

— Какой запчасти?

— Сам еще не знаю.

— А Колька его не ремонтировал? — иронически спросил Иван.

За отца ответил старший, Митя.

— Дядь Вань, он же еще маленький, не понимает. Но вовнутрь заглядывал. Спрашивал, где дядя Сережа прячется…

— Какой дядя Сережа?

— Который в «Баюшках» выступает.

Иван подтащил к себе младшего и взъерошил ему волосы.

— Ну, приходите с тачкой ко мне. Я вам свой старый телик отдам. Он исправный, только в цвете не показывает… А чтой-то я вашу хозяйку не вижу?

— Так в роддом отправили, — пояснил глава семьи. — На сохранение.

Понятно. Знал Иван, что его жена опять забеременела. Соблазнились Тютюнники на какие-то там выплаты, которые за третьего ребенка дают. Жена у него, Марьям — робкая и послушная. Наверно, инициатива полностью исходила от Пашки. Чувствуется почерк. Решил, что эти выплаты на голубом подносе вместе с ребеночком, завернутым в розовые пеленки, преподнесут.

— Ну, ты молодец, что в завязке, — похвалил хозяина. — Действительно, тебе есть о чем призадуматься.

— И не только мне, — подтвердил Тютюнник. — И начальству нашему надо протрезветь и на трезву голову подумать, что с нами делать. Мы же щас сильно растерянные. Раньше ведь у нас были четкие моральные установки, что можно красть, а чего нельзя. У соседа — не моги, потому что личное, такое же, как у тебя. У колхоза — пожалуйста, потому что ничейное. А щас, с внедрением частной собственности, все перепуталось. Слишком сложным для наших умов это понятие оказалось.