Роман Коробенков - Прыгун

Я помнил, что определенно был тут когда-то, но детали на ум не приходили.

В комнате оказалось полно листвы, видимо, окно забыли закрыть. Толстый слой пыли на полу и предметах подсказывал, что это произошло давно. Круглый стол со скатертью задвинут в угол к зеркальному шкафу, который отразил наши голые худые тела, но уже без крыльев. Слева подпирал одну из стен бледно-красный диван, над ним распростерся большой календарь прошлого года с фотографией золотых рыбок, снятых в предельной близости. Старый паркетный пол заиграл печальный джаз, стоило только нашим ногам выпрямиться на его потрепанной сущности. Имелись еще: черно-белые картинки улыбчивых женщин, большая картина в старинной раме со стилизованным кодом внутри нее — Е-95, большой советский телевизор, мертвый на вид и покоящийся на полу. Клочки бумаги там же, толстые папки фотографий на одноногой рояльной табуретке и стопки глянцевых журналов в одном из углов.

Я обнял Тень за хрустальные плечи, покрыл их долгими поцелуями, с удовольствием наблюдая, как по спине сериями запестрили мурашки, как задрожали прозрачные волоски на ее затылке. «.. удивительно, но не холодно…»

«...сейчас мы выше этого...»

«...мы были тут...»

«...ты жил тут со мной... ней...»

«...нас тут не найдут?..»

«...не будут искать...»

«...ты уверена?..»

«...тогда нас нашли потому, что мы пытались спрятаться слишком глубоко...»

«...и?..»

«...чем глубже, тем ближе к ним.»

«...любопытно...»

«...чем ближе к ним, тем дальше от них...»

«...я не помню ничего из того, что тут могло происходить...»

«...красота Боли, как скипидар, она стирает любую память, заполняя ее собой...»

«...я мало помню.»

«...еще немного, и ты не помнил бы ничего, кроме Боли...»

«...но я хорошо помню тебя и ее…»

«...видимо, такая была идея...»

«...почему ты была там?..»

«...моя хозяйка наказала меня так...»

«...из-за меня?..»

«...за то, что я убежала с тобой, вместо того чтобы просто присматривать...»

«...она отказалась от тебя насовсем?..»

«...ей не нужна тень, она отбрасывала ее больше из конспирации...»

«...ты не носила раньше очков...»

«...она хотела убить меня вначале...»

«...»

«...потом отдала туда, это был подарок.» ".Боли?..»

«...той всегда нравилась моя хозяйка...»

«...а очки?..»

«...чтобы отличаться. чтобы ты отличал...»

Я медленно развернул ее лицом к себе, лицо Тени дрожало во внутреннем плаче, а руки вплетали собственное существо в мое тело. Она мерцала диковинным светом, что исходил из-под кожи, но не глубже. Она то улыбалась, то прятала лицо в моей груди, я крепко вжимал ее нагую хрупкость в свою.

С громким хрустом под нашими ногами умер красивый лист, и в этом звуке прозвучала собственная мелодия.

«...мне нужно в душ...»

«...сейчас?..»

«...лучше да, но я ненадолго...»

«…я буду ждать тебя вечно…»

«...столько не придется...»

Она уходит в дверной проем, о котором я забыл сказать. Она кажется талантливо нарисованной простым карандашом до мельчайших деталей, под ногами ее поют сухие желтые листья, которых в комнате удивительно много.

«...я люблю тебя...»

Слышу я в своей голове и мгновенно реагирую:

«...я тоже тебя люблю...»

Глубоко в квартире хлопает легкая дверь, я даже приблизительно помню, где она находится. Я поворачиваюсь к окну и вижу пепельницу с лежащей в ней одинокой сигаретой, коробок спичек я нахожу под ногой. Это кажется мне невероятной удачей, я закуриваю, глядя в окно, за которым осень оголяет деревья и загоняет людей в плащи. Но мне не холодно, я с наслаждением курю, упиваясь своей наготой. Я стараюсь смотреть вдаль, насколько это возможно в городе. Зашумела вода.

Передо мной на подоконнике оказывается журнал, я не помню — был ли он минуту назад. Глянцевая бумага слегка дрожит, и, как только я пробегаю взглядом раскрытые страницы, ветер изящным движением переворачивает их дальше. Я читаю что-то о магии любви. О том, что мир мистичен лишь тогда, когда сердце бьется чуть быстрее, когда чуть злее стучит в висках кровь и дыхание прерывисто, а руки не чувствуют соли.

Я замечаю, что вокруг в немой музыке вьются листья, которые только что послушно лежали на полу. Прислушавшись, я начинаю слышать и саму музыку, классические вариации которой мне не знакомы.

А ветер листает страницы.

«...я люблю тебя…»

Слышу я чуть издалека, а буквы о секретах насыщения цвета предметов и жизни, превращения всего в сменные обои, придания всему особого вкуса приторно покоряют мою голову. Разум хмелеет, голова наполняется теплом и удивительно добрыми мыслями, а в сигарете мнится непостижимая глубина.