Михаил Самарский - Распятые любовью

– Командир, ну он же грязный у тебя, как я…

Солдат ударил меня рукояткой пистолета, правда, не сильно. Видимо, так, чтобы окончательно не вырубить меня.

– Не понял! – зашипел он. – Кто грязный? На понюхай, – он тыкал мне членом в лицо. – Не возьмёшь, покалечу, хер до зоны доедешь. Ты меня понял?

– Да понял я, понял, – ответил я, чуть не плача.

Читающий эти строки, вероятно, будет презирать меня и даже ненавидеть за трусость. Но я не стал рисковать, не хотелось мне становиться калекой. Я осторожно взял член в рот и начал сосать. Ну, не родился я Александром Матросовым. Солдат кончил быстро и, забывшись, хотел меня уже вести в купе.

– Командир, а отлить? – плюнув в раковину, запротестовал я.

– Ты чего? Ещё не отлил? – возмутился воин.

– Не могу я сидя, да и ведь другим делом был занят, – съехидничал я.

– Ладно, – он сунул пистолет обратно в кобуру, – скажешь напарнику, что по большому ходил. Понял?

– Понял-понял, – вздохнув, закивал я.

На следующий день мы прибыли в Иркутск. Если надзиратель не обманул, нас заселили в камеру, в которой когда-то сидел сам адмирал Колчак. Надзиратель говорил об этом с такой гордостью, словно это была его личная квартира.

В первый же вечер нас накормили ухой из кильки. Запишите рецепт: уха из голов кильки и её хвостов. Вы не поверите, но более вкусного первого блюда я никогда в жизни больше не ел. Конечно, перед этим пиром не употребляя пиши в течение трёх дней. Кормили нас эти деликатесом дней десять подряд, и сменили блюдо только после того, как мы стали роптать и отказываться принимать в камеру баланду. После того рыбного «откорма» я не могу смотреть без содрогания даже на банки с консервами «Килька в томате».

Через какое-то время в камеру ввели того самого старого зэка и ещё человек пять с ним, которых я видел в первые.

Снова я убедился в мудрости старого зэка. Компания сокамерников из пяти человек заварила на «дровах» (обычно это или газета, или листы из книги) кружку чифира. У меня страшно разболелась голова. Я подошёл к ним и сказал:

– Братва, плесните, пожалуйста, пару глотков.

– Пошёл нах, петушара! – обернулся один. – Совсем пидорасы обнаглели.

– Извините, просто голова раскалывается, – я ушёл в свой угол.

И вот тут произошёл потрясающий случай. Старый зэк подошёл к ребятам и, сев к ним в круг, сказал:

– Бродяги, я с вами.

В камере заключённый не должен спрашивать, мол, можно я с вами чифирну и всё такое. Если сварен чай, может подойти любой арестант, отвечающий за свой статус, и присоединиться к чаепитию. Никто старому зэку не сказал ни слова. Когда дошла его очередь сделать глоток, он посмотрел на сокамерников и спросил:

– Кто тут арестант?

Все загалдели:

– Я, я, я…

– А он? – старик кивнул в мою сторону. – Он кто?

– Петух! – громко ответил, пацан, отказавший мне в чае, и все рассмеялись.

– Нет, бродяга, – сказал арестант, – прежде всего, он тоже арестант. Арестант, которого и так жизнь обидела, сделала его петухом. Кто он по жизни, неважно, это его проблема. Для нас главнее, кто по жизни мы. И если мы честные арестанты, то не можем отказать в греве другом сидельцу, будь он хоть трижды петухом. Он у вас попросил пару глотков чая, а вы ему отказали. Я не стану пить чай, но прошу вас, подогрейте арестанта.

Пацаны отлили мне в кружку чая, я выпил и буквально ожил. Всё-таки чай в тюрьме – незаменимый напиток. Это и лекарство, и настроение, и целая философия.

Старик уснул, пацаны шептались между собой, затем обратились к спутникам зэка.

– А кто это? – спросил молодой парень.

– Вор в законе! – ответил заключённый, прибывший вместе со стариком. – Его гонят на «Белый лебедь», возможно, последние дни доживает.

– А что там?

– Там может случиться всё, что угодно, менты беспредельничают по чёрному…

В камере на какое-то время воцарилась мёртвая тишина.

Ещё через месяц меня отправили этапом на Красноярск, больше я старого вора не видел. Но навсегда запомнил его совиный взгляд, худые жилистые руки и невероятно лучистые глаза.

Глава 25

В Посёлке Индустриальном, что на окраине Красноярска, я однажды встретил Шамана. Вот так встреча. Он сразу узнал меня, подошёл и язвительно спросил:

– Ну, как поживаешь, петушок?

– Неплохо, – пожал я плечами и съязвил в ответ: – с какой целью интересуешься, хочешь в гарем перебраться?

Шаман хотел броситься на меня, но его вовремя остановили.

– Ты чего, Шаман? – сказал, стоявший рядом с ним зэк. – Петуха нельзя бить.