Мария Дуэньяс - Нити судьбы

Выкройки, приготовленные на этой неделе для передачи в салоне красоты, содержали семь обычных сообщений средней длины и одно личное, состоявшее всего из трех слов: «За мной следят». Я взялась за них поздно вечером, закончив наконец со всеми хлопотами. Донья Мануэла и мои помощницы ушли из ателье в девятом часу. После их ухода я приготовила счёта, необходимые к завтрашнему утру, приняла ванну и, завернувшись в длинный бархатный халат гранатового цвета, наскоро поужинала на кухне, съев два яблока и выпив стакан молока. Я так устала, что почти не ощущала голода, и, едва покончив с едой, села за шифровку сообщений, после чего сожгла все записи, сделанные в течение дня, и принялась гасить в комнатах свет, собираясь ложиться спать. Когда я шла по коридору, неожиданный звук заставил меня остановиться. Сначала один, потом два, три, четыре. Затем — тишина. И опять то же самое. Это был стук в дверь. Кто-то стучал в нее костяшками пальцев, но не нажимал на звонок. Стук становился все настойчивее. Я застыла, охваченная страхом, не в силах двинуться ни вперед, ни назад.

Стук не прекращался, и я приняла решение: кто бы это ни был, он явно не собирался уходить, не повидавшись со мной. Я туго завязала пояс халата и неторопливо зашагала вперед. Приблизившись к двери, я медленно и осторожно открыла глазок, все еще с трудом преодолевая страх.

— Проходите, Боже мой, проходите! — единственное, что я смогла пробормотать, открыв дверь.

Он вошел нервный и взбудораженный. Словно сам не свой.

— Вот и все, вот и все. Меня вышвырнули за борт, все закончено.

Он не смотрел на меня и говорил, словно обращаясь к самому себе или вообще в пустоту. Я торопливо провела его в зал, опасаясь, не заметил ли его кто-нибудь из соседей. В комнате было темно, но прежде чем зажечь свет, я попыталась усадить Бейгбедера, чтобы он немного успокоился. Однако он отказался и продолжал взволнованно мерить шагами зал, повторяя одно и то же:

— Вот и все, вот и все, все закончено.

Я включила маленькую лампу в углу и, ничего не спросив, налила коньяку.

— Держите, — сказала я, заставив его взять бокал. — Пейте! — И Бейгбедер трясущейся рукой поднес его к губам. — А теперь сядьте, прошу вас, успокойтесь и расскажите мне, что случилось.

Я понятия не имела, что заставило его явиться ко мне за полночь и был ли он при этом достаточно осмотрителен, но, судя по взвинченному состоянию, его, вероятно, это уже не волновало. Мы не виделись больше полутора лет — с того самого времени, когда он покинул Тетуан, получив высокое назначение. Я предпочла ни о чем не расспрашивать, не давить на него. Он явно явился ко мне не с визитом вежливости, но я решила, что лучше подождать, пока он успокоится и сам расскажет, зачем пришел. Бейгбедер присел на диван, держа в руке бокал, и вновь отхлебнул коньяку. Он был в штатском: темный костюм, белая рубашка и галстук в полоску. В форме с галунами, фуражке и с лентой на груди мне редко доводилось его видеть — он надевал все это только на официальные мероприятия. Немного успокоившись, он зажег сигарету и закурил, глядя в пустоту и погрузившись в облако дыма и своих мыслей. Я между тем молча опустилась в стоявшее рядом кресло, положила ногу на ногу и принялась ждать. Докурив сигарету, Бейгбедер затушил ее в пепельнице и, подняв на меня глаза, наконец заговорил:

— Меня отправили в отставку. Завтра об этом будет объявлено. Новость уже послали в «Официальные ведомости» и газеты, и через семь-восемь часов об этом начнут кричать на каждом углу. Знаете, сколько слов в сообщении о моей отставке? Всего семнадцать. Вот, посмотрите.

Он вытащил из кармана пиджака листок с написанными от руки строчками и, не глядя, прочитал их наизусть:

— «Министр иностранных дел дон Хуан Бейгбедер-и-Атиенса освобожден от занимаемой должности, благодарим его за службу на этом посту». Пятнадцать слов, если не считать «дон» перед моим именем — его наверняка уберут. И Каудильо еще выражает мне благодарность за службу. Подумать только!

Бейгбедер залпом осушил бокал, и я налила ему еще.

— Я давно знал, что положение мое крайне шаткое, но не предполагал, что отставка произойдет так неожиданно. И в такой уничижительной форме.

Он снова зажег сигарету и продолжал говорить, затягиваясь и выпуская струйки дыма:

— Вчера я встречался с Каудильо в Эль-Пардо. Разговор был долгим и спокойным, Франко ни разу не высказал своего недовольства и ни словом не обмолвился о моей возможной отставке, хотя в последнее время отношение ко мне было весьма прохладным, особенно когда я стал совершенно открыто общаться с послом Хоаром. Я ушел с этой встречи удовлетворенный, полагая, что Франко решил все же хотя бы немного прислушаться к моим словам. Мне даже в голову не приходило в тот момент, что после моего ухода он примется точить нож, чтобы воткнуть его мне в спину на следующий день. Я попросил его принять меня, чтобы поговорить о его предстоящей встрече с Гитлером в Андайе, хотя там решили обойтись без меня и это, конечно, унизительно. Но как бы то ни было, я стремился поговорить с Франко и передать важную информацию, полученную от адмирала Канариса, начальника абвера, службы военной разведки Германии. Вы знаете, о ком я говорю?