Мария Дуэньяс - Нити судьбы

На следующее утро я получила чудесный букет белых гладиолусов. Его принес посыльный в серой униформе и фуражке с вышитым названием цветочного магазина: «Бургиньон». Сначала я прочитала вложенную в букет карточку: «Всегда готов исполнять любые твои желания». Я засмеялась: никогда бы не подумала, что холодный Хиллгарт мог написать столь приторно-сладкую фразу. Я отнесла букет на кухню, сняла с него ленту и, попросив Мартину поставить цветы в воду, закрылась в своей комнате. Вскоре из прерывистой последовательности коротких и длинных черточек было извлечено сообщение: «Примите на работу надежного, политически нейтрального человека без республиканского прошлого».

Инструкция получена. Но как быть дальше?

Когда она открыла мне дверь, я молча застыла, глядя на нее и с трудом сдерживая желание заключить в объятия. Она смотрела на меня недоуменно, пытаясь заглянуть в глаза, но их скрывала вуаль моей шляпки.

— Я слушаю вас, сеньора, — в конце концов сказала она.

Она похудела, и прошедшие годы оставили на ней свою печать. Она была такая же, как прежде, — маленькая, изящная, только истощенная и постаревшая. Я улыбнулась, но она по-прежнему не узнавала меня.

— Я принесла вам привет от моей мамы, донья Мануэла. Она сейчас в Марокко и снова работает в ателье.

Донья Мануэла посмотрела на меня удивленно, все еще ничего не понимая. Она была, как всегда, безупречно одета и причесана, но ее темный костюм явно пережил уже несколько зим, а волосы давно нуждались в окраске.

— Донья Мануэла, я Сира. Сирита, дочь Долорес, работавшей у вас в ателье.

Она снова оглядела меня с головы до ног и с ног до головы. Тогда я наклонилась к ней и подняла свисавшую со шляпки сеточку, чтобы она могла лучше рассмотреть мое лицо.

— Это же я, донья Мануэла, я, Сира. Вы меня не помните? — прошептала я.

— Пресвятая Дева Мария! Сира, дочка, какая радость! — воскликнула она наконец.

Она обняла меня и расплакалась, а я тем временем изо всех сил сдерживалась, чтобы не поддаться нахлынувшим чувствам.

— Проходи, дочка, проходи, что ж мы стоим в дверях, — сказала донья Мануэла, несколько успокоившись. — Но какая же ты стала элегантная, детка, я тебя даже не узнала. Проходи, проходи скорее, рассказывай, какими судьбами в Мадриде, как у тебя дела, как мама?

Мы прошли в гостиную, и ностальгические воспоминания вновь нахлынули на меня. Сколько раз в детстве мама приводила меня сюда в День трех волхвов, и я, сгорая от нетерпения, пыталась угадать, какой подарок ждет меня в доме доньи Мануэлы. Ее квартира на улице Санта-Энграсия запомнилась мне большой и роскошной — конечно, не такой, как ее ателье, но намного превосходившей наше с мамой жилище на улице Редондилья. Однако теперь стало ясно, что мои детские впечатления были обманчивы. Квартира, в которой донья Мануэла прожила всю свою долгую одинокую жизнь, вовсе не являлась ни большой, ни роскошной — ничем не примечательное, холодное и темное жилище с окнами, завешенными потрепанными бархатными шторами, почти не пропускавшими солнечный свет. В гостиной теснилась старая унылая мебель, на потолке виднелись следы подтеков, и единственным украшением в комнате были поблекшие картины на стенах и пожелтевшие, вязанные крючком салфетки.

— Садись, дочка, садись. Хочешь чего-нибудь? Может, приготовить тебе кофе? Хотя на самом деле это всего лишь жареный цикорий — ты же знаешь, как сейчас плохо с продуктами, — но с молоком вполне съедобно, правда, в последнее время оно какое-то водянистое, увы, что поделаешь. Вот только сахара у меня нет: тот, что я купила по своей продовольственной карточке, отдала соседке для ее детей, потому что в моем возрасте какая мне уже разница…

Я остановила ее, взяв за руку.

— Нет, спасибо, донья Мануэла, я ничего не хочу, не беспокойтесь. Я пришла к вам, чтобы кое о чем спросить.

— Ну хорошо, спрашивай.

— Вы сейчас шьете?

— Нет, дочка, нет. С тех пор как мы закрыли ателье в тридцать пятом, больше не бралась за шитье. Ну разве иногда шила какую-нибудь мелочь для знакомых, не более того. Если мне не изменяет память, твое свадебное платье было последней моей большой работой, и кто бы мог подумать, что в конце концов…

Я предпочла не затрагивать эту тему и не дала ей договорить.

— Вы бы хотели работать со мной?

Донья Мануэла несколько секунд хранила растерянное молчание.

— Снова работать, говоришь? Вернуться к прежней жизни, шить в ателье?

Я кивнула, широко улыбнувшись, чтобы помочь ей преодолеть смятение. Однако донья Мануэла не спешила с ответом и увлекла разговор в другую сторону.