Мария Дуэньяс - Нити судьбы

Однако в назначенный день и час никакой вечеринки в баре «Эль-Минзах» не оказалось: там сидели лишь четыре-пять незнакомых компаний и несколько человек, в одиночестве выпивавших за барной стойкой. Дина нигде не было видно. Пианист тоже еще не пришел, и атмосфера казалась довольно унылой — совсем не такой, как в те вечера, которые мы там проводили. Я устроилась за укромным столиком и ничего не стала заказывать у подошедшего официанта. Десять минут восьмого, семь пятнадцать, семь двадцать. И по-прежнему никакого намека на вечеринку. В половине восьмого я подошла к барной стойке и спросила Дина. Мне сказали, что он давно уже не работает — открыл свое собственное заведение, «Динз бар», на улице Южной Америки. Это находилось в нескольких сотнях метров от «Эль-Минзах», и через пару минут я была уже там. Дин, стоявший за барной стойкой — по-прежнему смуглый и сухощавый, — заметил меня, едва я переступила порог. В баре было оживленно, хотя и не очень многолюдно, посетители чувствовали себя непринужденно, слышались громкие разговоры и смех. Дин не поздоровался со мной, лишь взглядом указал на занавеску в глубине зала. Я направилась туда и, отодвинув плотный зеленый бархат, вошла.

— Что ж ты опаздываешь на мою вечеринку?

Грязные стены, тусклый свет единственной лампочки, горы ящиков с бутылками и мешков с кофе — даже в таком интерьере Розалинда, как всегда, была великолепна. Этот маленький склад временно превратили в комнату для дружеской встречи. Там стояли два стула и бочка, накрытая белой скатертью, а на ней — бокалы, шейкер для коктейля, пачка турецких сигарет и пепельница. В углу, на пирамиде из ящиков, примостился портативный граммофон, из которого доносился голос Билли Холидея, исполнявшего песню «Летняя пора».

Мы с Розалиндой не виделись целый год — с того времени, когда она переехала в Мадрид. Она по-прежнему была хрупкой как тростинка, с прозрачной кожей и белокурыми локонами, один из которых то и дело падал ей на глаза. Однако выражение лица было уже не таким, как в лучшие беззаботные времена и даже в худшие дни присутствия мужа и в период долгого выздоровления после его отъезда. Трудно было сказать, в чем именно произошла перемена, но все в ней стало немного другим. Розалинда выглядела старше, более зрелой. Может, немного уставшей. Из ее писем я знала обо всех трудностях, с которыми им с Бейгбедером пришлось столкнуться в столице. Но она ни разу не упомянула о своих планах посетить Марокко.

Мы обнялись, засмеялись, как школьницы, бурно восхитились нарядами друг друга и снова рассмеялись. Мне очень ее не хватало все это время. Конечно, рядом была мама. И Феликс. И Канделария. У меня было ателье и мое новое увлечение — книги. Но несмотря на все это, мне не хватало Розалинды — ее эксцентричности и непохожести на других, неожиданных визитов и неуемной говорливости. Я горела нетерпением узнать новости и обрушила на нее водопад вопросов: о ее жизни в Мадриде, о Джонни и Бейгбедере и причинах неожиданного появления в Африке. Она отвечала уклончиво и рассказывала какие-то незначительные забавные истории, избегая проблем. Когда я удовлетворила свое любопытство, Розалинда наполнила бокалы и наконец перешла к более деловому разговору.

— Я приехала, чтобы предложить тебе работу.

Я засмеялась.

— Но у меня уже есть работа.

— Я хочу предложить тебе другую.

Я отпила коктейль — любимый Розалиндой розовый джин — и опять засмеялась.

— И что мне придется делать?

— То же, что и сейчас, только в Мадриде.

Я поняла, что она вовсе не шутит, и перестала смеяться, тоже став серьезной.

— Но меня устраивает жизнь в Тетуане. У нас все хорошо, даже очень. И маме здесь нравится. Дела в ателье идут замечательно, и мы подумываем, не взять ли ученицу, которая будет нам помогать. Мы не планируем возвращаться в Мадрид.

— Речь не идет о твоей маме, Сира, только о тебе. Вовсе не нужно закрывать ателье в Тетуане: я предлагаю нечто временное. Ну, во всяком случае, надеюсь на это. Когда все закончится, ты сможешь вернуться обратно.

— Когда закончится что?

— Война.

— Война закончилась больше года назад.

— Ваша — да. Но сейчас уже идет другая.

Розалинда поднялась, поменяла пластинку в граммофоне и прибавила звук. Опять джаз, но теперь инструментальный. Она явно хотела, чтобы наш разговор не слышали по другую сторону занавески.

— Разразилась новая ужасная война. Моя страна уже вовлечена в нее, а твоя может вступить в любой момент. Хуан Луис сделал все возможное, чтобы Испания сохраняла нейтралитет, но события развиваются таким образом, что это становится невозможным. Поэтому мы хотим любыми способами ослабить давление Германии на Испанию. Если нам это удастся, ваша страна останется в стороне от конфликта и у Великобритании появится больше шансов одержать победу.