Александр Казимиров - Бульварное чтиво [Сетевая компилляция, калибрятина]

Гауляйтер свалки жил в вагончике, расплачивался с обитателями за работу и обо всем докладывал костлявому мужику, который приезжал раз в неделю на джипе с тонированными стеклами. Работяги говорили, что это Матвей Сергеевич Хряк, серый кардинал преступного мира.

Баул пластмассы стоил полтинник, килограмм металла — от рубля до трех. За день можно было заработать две сотни, а то и больше. Вечером грузовые машины забирали отсортированный мусор и увозили на переработку. В обязанности Максуда входил контроль над рабочими. Кроме этого он следил за тем, чтобы мимо хозяина не проплывали ценности, выброшенные по ошибке. Среди хлама попадались и исправная бытовая техника, и вполне приличное шмотье, а иногда и золотые цацки, случайно оказавшиеся в мусорном ведре. На Максуда работали стукачи, не подозревавшие о наличии друг друга. Они украдкой приходили в течение дня и за некоторые поблажки сообщали все, что удавалось разнюхать. Утаивший дорогую находку человек подвергался наказанию или изгонялся со свалки. Иногда для профилактики устраивались показательные расправы.

Крепко заваренный чай приятно обжигал глотку и сводил скулы Максуда. Шипел охрипший от болтовни транзистор. Дверь вагончика распахнулась. Вошел гауляйтер свалки.

— Ты куда слинял? — Он продырявил помощника глазами.

— В город мотался. — Максуд поставил кружку на стол и закурил. — Решил проветриться. Давно живых людей не видел.

Он еще раздумывал, стоит ли говорить о том, что решил начать новую жизнь, или нет. Хозяин подошел вплотную. Тяжелая рука придавила Максуда к табуретке.

— Тебе ли не знать, что все тайное становится явным, — сказал он с притворной грустью.

Максуда отчетливо вспомнил хмурый день, прошитый нитями дождя. На краю свалки, у перелеска стояла группа человек, в которой находились он, гауляйтер и Костя Залупа — щуплый мужичок, прозванный так за отсутствие растительности на лице. Его физиономия без бровей, ресниц и щетины походила на маску. Залупа часто моргал и отводил взгляд. Накануне он нашел валюту за подкладкой выброшенного пиджака. Делиться Костя не захотел.

— В кого ты такой непорядочный? Ведь это уже не в первый раз, — хозяин говорил тихим, чуть обиженным голосом. — Я тебе работу дал, землянку выделил. Заботился как о человеке, а ты вон что вытворяешь. Нехорошо!

На куртке хозяина разъехалась «молния».

— Улыбнись, крыса! Сейчас вылетит птичка!

Максуд не заметил: успел ли Костя улыбнуться. Голова его дернулась, будто от сильного удара. Капли крови разлетелись бордовыми мухами. Залупа рухнул на колени, потом плашмя, лицом вперед. Над чахлыми березками задрожало эхо. Закаркало потревоженное воронье.

— Спрячьте его, чтобы ни одна собака не нашла! — гауляйтер сунул обрез за пазуху и, не оборачиваясь, пошел к вагончику.

Кадры чужой смерти промелькнули в голове, вызвали озноб. Максуд зажал между ладоней кружку с остывшим чаем.

— Одноклассника встретил. У него и заночевал.

Припудренное пылью лето сбавляло обороты, дни становились короче, ночи — прохладнее. Все слабее по вечерам стрекотали неугомонные стрижи. Максуд рассчитался с таксистом и вылез из машины. Тротуар натянул на себя тень вековых лип, отчего казался в траурном наряде. Около дома Максуд остановился, о чем-то подумал и решительно шагнул в подъезд. С беспечным выражением на лице он позвонил в дверь.

— Чего припозднился? — по-свойски спросила Глухова.

Старуха с любопытством смотрела на пакет в руке квартиранта. Он поймал взгляд и протянул ей ношу.

— Работа такая. То одно, то другое… Вы ужинали?

Вышел Савелий с загнанным в глаз моноклем. Ему мерещилось, что так он выглядит солиднее. Глухов окинул одноклассника с ног до головы придирчивым взглядом и жестом пригласил на кухню. Максуд приветливо улыбнулся.

Старуха выложила на стол консервные банки с икрой, палку колбасы и удовлетворенно хмыкнула. Она сидела на кефире и черством хлебе, деликатесами баловала себя исключительно в гостях. Савелий не разделял мамашиных вкусов и взглядов на экономию. Ее пенсию он уничтожал со скоростью электрической мясорубки.

— Вы кушайте, а я ванну приму. Устал что-то, — сказал Максуд и погладил старуху по спине.

Та зажмурилась как кошка и чуть не замурлыкала от оказанного внимания. Когда «экспедитор» исчез в ванной, Савелий вскрыл банку, намазал на хлеб толстый слой масла и щедро уложил сверху оранжевую картечь.

— Вот, мама, это называется новой экономической политикой! Я знал, кого в дом пускаю, — его распирало от гордости. — Ты с ним будь ласковее. Может, он у нас подольше поживет.