Александр Казимиров - Бульварное чтиво [Сетевая компилляция, калибрятина]

Слова Максуда застали Савелия врасплох. Он вскочил с дивана, заметался по комнате, но быстро сник.

— Хочешь, пропишу тебя? А с работой… Я же ничего не умею.

— Не переживай, есть теплое местечко, где не требуется профессиональный опыт. Я помогу устроиться.

Через неделю Савелий выковыривал из-под снега пластиковые бутылки. Через две — выпивал в компании новых друзей. Через три — «женился» на неопрятной бабе с переломанным носом и перебрался к ней в землянку. Жизненный компас Глухова окончательно сбился и напоминал флюгер. Савелий нашел свое место под солнцем и больше ни о чем не мечтал.

— Не жалко одноклассника? Слабый он, пропадет, — хозяин разлил по кружкам чифирь, бросил на стол горсть карамели.

— У него своя голова. Моей жалости на всех не хватит.

— А с пропиской что? — безучастно спросил сивуч, поглаживая упругие, словно из конского волоса, усы. — Когда новоселье?

Максуд подбросил в гудящую «буржуйку» дров.

— Скоро. После каникул документы в паспортный стол отнесу.

Джип медленно подъехал к дому и погасил фары. Из него вылез человек в коротком пальто и направился к подъезду. Ничего этого Максуд не видел, с дорогой сигарой в зубах он развалился в стареньком кресле. «Вот и выполз из грязи в князи! Что дальше? Надо откупиться от хозяина — просто так не отпустит — и начинать новую жизнь». За окнами громыхали петарды, каждый взрыв сопровождался восторженным криком мальчишек. В дверь позвонили. Максуд сунул ноги в тапки и вышел в прихожую. «Кого там черти принесли?» — он щелкнул замком.

Заслоняя дверной прием, в коридор ввалился гауляйтер свалки.

— Ты как турецкий паша! — ухмыльнулся он, с интересом рассматривая помощника. — Один?

— Один. Проходи в комнату, чего на пороге разговоры вести.

Гость неторопливо расстегнул пальто.

— Молодец, Максуд! А сейчас смотри-ка — вылетит птичка!

III

«Тольятти.

22 мая в районе Баныкинского кладбища произошла перестре л ка. При осмотре места преступления обнаружены шесть трупов».

(Из милицейской хроники)

Чем чаще совершаешь преступления, тем крепче спит совесть. Совесть Андрея Григорьевича Мельникова пребывала в состоянии летаргического сна и не доставляла ему беспокойства. Мельников обладал звериным чутьем, и выгоду извлекал из всего, что попадалось на глаза. В девяностые — период абсолютной свободы, пользуясь неразберихой в стране, он с дружками «бомбил» дальнобойщиков. Мельников сколотил начальный капитал и открыл бюро ритуальных услуг. С конкурентами он церемониться не стал и быстренько их всех похерил. Хозяин ритуального агентства, привыкший к насилию и беспределу, неожиданно уверовал в Бога. Часть «покойницких» денег жертвовалась им на строительство храма. Мельников часто коротал время в компании батюшки, рассуждал о благодеянии и старательно замаливал грехи.

Внутренний мир Мельникова остался таким же темным и грубым, а вот во внешности произошли существенные перемены. Волчий взгляд глубоко посаженных глаз чуть оттаял: при общении с родственниками усопших не требовалось прибегать к насилию. Наоборот, придавленных горем людей необходимо было пожалеть и с грустью в голосе обобрать до нитки.

Немногословная речь и безукоризненный дорогой костюм, пришедший на смену «Адидасу», преобразили романтика с большой дороги. Мельников все чаще задумывался о быстротечности жизни и желал сделать свое бытие более комфортным. Расценки на гробы, памятники и аксессуары росли, как рейтинг президента. Народ безропотно нес «похоронные» стяжателю, ибо ритуальное агентство осталось одно, а жаждущих перебраться в райские кущи не уменьшалось. Погожим летним днем Мельников, обдуваемый вентилятором, сочинял эпитафию уважаемому человеку:

— Тебя уж нет, а мы не верим... Нет, как-то примитивно, надо бы красноречивее. Да, Зина? — посоветовался он и глянул на шлифующую ногти секретаршу. — Тише, березы, листвой не шумите, Дмитрия Палыча вы не будите! Ну, как?

Зина оторвалась от ногтей и закатила восторженные глаза.

— Потрясающе! Вам надо выпустить сборник стихов!

«Все-таки есть у меня поэтический талант!» — Мельников записал восхитительные по красоте строчки в блокнот. Зина — стройная брюнетка с непропорционально большой грудью и копной волос, собранной в конский хвост, была обаятельна и в меру начитана. Мельников время от времени укладывал ее на лопатки, рассчитываясь то колечком к восьмому марта, то цепочкой на лебединую шею, а то премией с пышных похорон. Он не придавал серьезного значения их отношениям и не помышлял о женитьбе.