Александр Казимиров - Бульварное чтиво [Сетевая компилляция, калибрятина]

Михалыч мало что понял из поповской речи. В чем заключался грех его души, если он ничего плохого не сделал? Не найдя ответов, он пришел ко мне; встал в прихожей, долго молчал. Так ничего и, не сказав, повернулся, чтобы уйти. Я остановил его, догадываясь, в каком состоянии он находится.

— Поживи здесь, Михалыч. Тебе надо отдышаться, набраться сил. Все устаканится!

Уже вторую неделю как он квартировал у меня, и вроде бы оклемался. Так мне, во всяком случае, казалось. В выходные нас навестил Коля. Пьяный и веселый, он поочередно обнимал то Михалыча, то меня, и никак не мог сообразить, почему ему не рады. Пытался шутить, острить и всячески старался поднять нам настроение. Мы еле избавились от назойливого однокашника. Как-то под вечер, когда мы резались в шахматы, раздался звонок в дверь. Я испугался, что это вновь — Клячин, но на пороге стояла моя вечная спутница Иришка, с которой, пока Михалыч занимал спальню, я встречался на нейтральной полосе, и с ней — какая-то девушка.

— Вита! — представилась незнакомка и игриво присела в реверансе.

— Проходите, вы как раз кстати! У меня приятель гостит, составите компанию.

Так они познакомились. В тот же вечер Михалыч проводил девушку домой. Вернулся он, светясь от восхищения, рассказывал мне о том, какая Витка хорошая и умная. Они стали встречаться, через год поженились. Жизнь Михалыча постепенно налаживалась. Мрачные воспоминания, связанные с матерью, отпустили — растворились в Виткиной любви. Я мысленно благодарил Иришку за смекалку, за то элементарное решение, до которого не мог дойти своим умом.

Молодые привели в порядок квартиру, обзавелись мебелью. Вскоре у них родился мальчик, которому я стал крестным отцом. По моему совету, а скорее всего по требованию жены, Михалыч выучился на экономиста. Пока он постигал тонкости бухгалтерии, я открыл фирму и назначил его финансовым директором. Был, конечно, риск, но помочь другу я счёл святой обязанностью. Мои переживания оказались напрасными — любитель математики знал свое дело назубок.

На мой взгляд, семья Михалыча была идеальной! Я не слышал от него ничего, кроме восторженных отзывов о жене и сыне, которых он боготворил. Некогда замкнутый, потерявший себя человек преобразился, можно сказать — расцвел и даже шутил.

— Слышал историю про снабженца? — спросил он, и, не дожидаясь моего ответа, начал рассказ: — Снабженец Стеклов был человеком тихим и незаметным. С тех пор, как он устроился в магазин, его никто никогда не видел. Он будто растворился в делах. Постоянные командировки и разъезды по оптовым базам превратили его в фантом. О том, что он всё-таки существует, работники магазина узнавали из телефонных звонков. «Аллё! Стеклов беспокоит! Сколько у нас осталось сахара? Понятно, груз уже в дороге!» Судя по возможностям, Стеклов имел неплохие связи, но телефону не доверял и все дела решал исключительно тет-а-тет. Дверь его кабинета была постоянно заперта. «Ушёл на базу!» — гласила деревянная табличка. Отсутствие Стеклова отрицательно не сказывалась на работе торговой точки, скорее — наоборот: полки магазина ломились от всевозможного товара. Мало кого смущал тот факт, что экспедитор никому не известен в лицо. Если бы он зашёл в магазин под видом покупателя, то его обсчитали как и прочих граждан. — Михалыч засмеялся и продолжил: — Зарплату ему перечисляли на сберегательную книжку, а между собой звали Невидимкой. Женат ли он, есть ли у него дети — никто не знал; вообще, его жизнь скрывала вуаль тайны. Стеклов игнорировал корпоративные вечеринки и заранее предупреждал по телефону о необходимости именно сейчас решить вопрос с дефицитом. И он его решал! В общем, о нём вспоминали редко — когда заканчивался какой-нибудь товар. Однако Стеклов обладал поразительной интуицией. В критический для магазина момент он звонил и тут же устранял проблему. Однажды директора разбудил телефонный звонок. «Аллё! Гастроном?». «Директор слушает! В чём дело?». «Полчаса назад на Стеклова рухнул стеллаж с ящиками водки. Врачи со скорой констатировали смерть. Милиция выяснила, что родственников у покойного нет, поэтому хоронить его придётся за счёт заведения». Страшная весть мгновенно облетела гастроном. Заказали венки, гроб, то-сё… Хоронить Стеклова отправились работающие в другую смену продавцы. — Михалыч перевел дух. — Покойник встретил коллег в закрытом гробу. «Почему нельзя проститься с товарищем как подобает? Мы хотим облобызать чело стахановца торговли!» — возмущался народ. «Дело в том, — отвечает санитар, нервно потирая руки, — ваш покойник потерял товарный вид, и его желательно не выставлять на всеобщее обозрение. О поцелуях лучше забыть — по ночам орать начнете!» Проводы в загробный мир прошли молниеносно. Через несколько дней один из грузчиков, навестивший покойную тещу, принёс с кладбища ошеломительную весть. «Иду я мимо захоронения, а на кресте — табличка: "Ушёл на базу!"» Администратор торгового зала, услышав новость, без стука ворвалась в кабинет. «Нет, вы только послушайте, что на кладбище происходит? — заверещала она с порога, тараща накрашенные, как на Хэллоуин, глаза. — На могиле Стеклова висит табличка...» — задыхаясь от нетерпения, она рассказала директору все, что слышала от продавцов. Тот поскреб лысину и полез в сейф, заглянул в стол и недовольно кхенул: «Принеси коньяк и икры. Может, пошутил кто с могилкой-то?» Женщина со страшно накрашенными глазами стала еще страшнее. Смущаясь, она сообщила, что ни коньяка, ни икры в гастрономе нет — все съели и выпили на поминках. Директор уже собрался излить весь гнев на нерадивого администратора, но тут раздался телефонный звонок. Подняв трубку, хозяин кабинета побледнел. «Коньяк и икру сейчас подвезут!» — доложил знакомый голос.