— А ты нормальный пацан! Давай скорешимся!
Михалыч от дружбы не отказывался, но и «шакалить» не собирался — жил сам по себе. В детдоме его уважали и побаивались. Двумя словами он отшивал набивавшихся в друзья малолеток. Волк-одиночка, не иначе. После детдома Михалыч окончил ПТУ, отслужил в армии, и только потом вернулся в город. Его никто не ждал. Зато он ждал встречи с матерью! С букетом из васильков и ромашек, в дембельской форме с золотыми аксельбантами он постучал в дверь, за которой пронеслось его кособокое детство. Та открылась не сразу. На пороге стояла обрюзгшая женщина.
— Чего надо? — спросила она знакомым голосом.
«Вот ведь, — изумился Михалыч, — почти в животное превратилась, а голос не изменился!»
— Мама, это я!
— А… — прогудела «мама», развернулась и пошла вглубь квартиры. — Заходи, коли пришел! У тебя деньги есть?
Жить с непросыхающей мамашей Михалыч не счел нужным, да та и не предлагала. Встал на воинский учет, устроился на работу. После собеседования в отделе кадров ему выделили койко-место в общаге. И началась трудовая жизнь! Привыкший ко всему, Михалыч пахал за троих, от побочной работы не отказывался и с каждой получки приносил матери треть зарплаты. Та принимала это как должное, даже не благодарила. Да и за что было благодарить по ее разумению — она ему жизнь подарила, а за нее никакими деньгами не откупишься!
Мать пила до последнего, пока ее брюхо не раздуло от цирроза. С трудом передвигаясь по комнате, она не могла ухаживать за собой. Квартира, и без того смахивающая на помойку, приобретала ужасающий вид и провоняла нечистотами.
— Устала я что-то, — жаловалась мать, когда Михалыч приносил деньги. — Вроде ничего не делаю, а сил нет. Да и бок болит. Выпью, и вроде отпускает.
Болезнь быстро высосала из нее соки, подарив коже восковый цвет, а фигуре какую-то угловатость. Мать гладила огромный, как у беременной, живот и не понимала, отчего он растет. Михалыч понимал, но пугать родительницу не хотел. Приходившие по вызову врачи морщились от вони, прокалывали старухе брюхо и спускали в ведро скопившуюся жидкость. На прощание они наказывали Михалычу, что можно давать больной, а чего — ни в коем случае. Он перебрался домой, прописался и занялся переоформлением квартиры. Уходя по делам, Михалыч запирал двери на вставленный новый замок, а ключ забирал. Мать не возражала. Угасающая жизнь заставила ее сорвать стоп-кран. Алкаши разок навестили закадычную подругу, но после короткой беседы с Михалычем память у них отшибло и они напрочь забыли дорогу к ранее гостеприимному дому.
Мать все больше капризничала, стала плаксивой и требовала сострадания. Михалыч чувствовал — долго она не протянет, исполнял ее пустяковые желания и все больше темнел лицом — сказывалась усталость. Ему дали отпуск, будто подгадали, что тот придется кстати. Буквально на следующее утро мать протяжно застонала и перестала дышать. Михалыч подскочил к ее кровати, взял за руку. У него не было жалости к умирающей матери. Минут пять он гладил остывающую кисть. Что-то вспоминал; слезы навернулись самопроизвольно. Опомнившись, он вызвал скорую.
В его исковерканной душе что-то еще сильнее надорвалось и сломалось. Созерцание смерти ли тому посодействовало или осознание того, что больше у него никого нет, сложно сказать. Замкнутый по жизни, он стал избегать скопления людей, обходил стороной автобусные остановки и никогда не стоял в очередях. Люди пугали его своей праздностью, тягой к наслаждениям. Однажды он пошел в церковь, решив, что Господь ему поможет, подскажет, как жить дальше. Вот так возьмет и разрешит все проблемы. Не зная, как вести себя в храме, Михалыч прямиком направился к «колдовавшему» у амвона батюшке, потянул того за рукав и, перескакивая с одного на другое, посвятил в свои дела. Старухи, тенями порхавшие по церкви, ставили у икон свечи и крестились, искоса поглядывая на молодого, подозрительного на их взгляд человека. Священник отвел Михалыча в сторону и мягким, вкрадчивым голосом начал речь:
— Бог — не сладкая сосулька во рту, не зефир в шоколаде и не Дедушка Мороз, дары раздающий. Бог, это Огонь пожирающий, ревнитель и мститель: «Мне отмщение, Аз воздам!», жестокий испытатель душ и нутра человеческого, Иов многострадальный, Великий Собеседник Сатаны и Ангелов. Не нужно из него делать добряка, спешащего на помощь. Иногда он подбрасывает нуждающимся конфеты. Но это лишь мягкие искры его даров посреди дров пылающих. Терпи и с достоинством неси крест свой! Верь — сполна воздастся тебе за муки твои! Почаще заглядывай в храм, снимай печаль со своей грешной души.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу