Владимир Топилин - Хозяин Спиртоносной тропы

— Ложись, вон, в угол. Поспи до рассвета. Завтра с зарей выйдешь домой.

Он без слов лег на указанное место: последний раз спал в теплом помещении неделю назад. Подложив под голову котомку, ухватился за нее руками. Понимая его настроение, Егор приободрил:

— Да не бойся, никто твое золото не украдет и не отсыплет! — И, погладив по плечу, спросил: — Много намыли-то?

Доверившись ему, Кузя приподнялся, развязал тесемку, вынул заветный мешочек, передал Егору.

— Вон как! Неплохо за такое время. Раз такое дело, совет дам: не говори никому и не показывай место гибели отца, как бы ни уговаривали. Потому как видно, что жила там хорошая, на нее руку могут наложить. А так — самому пригодится.

— Знаю, тятя упреждал, — положив золото назад в котомку, ответил Кузя, лег на нее и тут же закрыл глаза.

За окном залаяла собака, хлопнула калитка. За бревенчатой стеной ступили тяжелые, твердые шаги. Дверь без стука широко распахнулась, в избу бесцеремонно ввалились урядник Соколов и приказчик Спасского прииска Заклепин, среди старателей попросту Заклепа. Сняв головные уборы, помолились в угол на иконы Николы-Угодника, Богородицы и Иисуса Христа, только потом приветствовали хозяйку:

— Здорово ночевали, Анна Константиновна!

— И вам того же желаю! — со строгим лицом, в черном платке отвечала женщина. Предложив присесть, стала ждать, что скажут гости, хотя знала причину прихода.

Заклепа, не снимая сапог, бесцеремонно развалился на красной лавке. Соколов, якобы смахнув с чистого, скобленого стеклом стола пыль, присел на табурет, положил перед собой папку. Оба неторопливо, молча, вероятно, нагнетая обстановку, достали трубочки и кисеты, подкурили.

— Знаешь, зачем пришли? — прищурив глаза, строгим голосом проговорил Соколов.

— Да уж как не знать-то? — вытирая кончиками платка глаза, всхлипнула Анна.

— Где он?

— Вон, на полатях, — махнула она за печку и позвала: — Кузя! По твою душу явились, спускайся.

Кузя нехотя спрыгнул на холодный пол, натянул штаны, подвязался веревкой. Как есть растрепанный, после сна, вышел к столу, недовольно буркнул:

— Чего вам?

— Как с людьми разговариваешь? — осадила его мать, но приказчик не замедлил ее успокоить.

— Ничего! После дороги еще не отошел, — стреляя из-под густых бровей маленькими, поросячьими глазками с хитрой улыбкой проговорил Заклепа. — Сейчас придет в себя, будет рассказывать. Правда, Кузенок? Поведаешь правду, что и где было? А Степан Моисеевич все это на бумагу запишет.

— Зачем?

— Потому что так надо!

— Кому надо?

— В протокол! — заерзал на месте Заклепа. — Ведь человек пропал, не муха.

— Вон сколько мужиков в тайге сгинуло, ни про кого не писали, и тем более никого не вывозили, — вставила слово Анна, — а тут что, медом намазано?

Заклепа косо посмотрел на нее, но промолчал. Соколов стал чиркать в бумаге пером, Заклепа вальяжно посматривал по сторонам. Оба знали, что Анна сдала в золотоскупку тридцать золотников самородного золота, понимали, что это неплохая добыча, и теперь пытались выведать то место, откуда оно появилось.

— Мед не мед, а Ефим человек уважаемый был, не бродяга и не разбойник, — степенно проговорил урядник. — Потому на контроле стоял у самих господ Рукавишникова и Кузина.

— Хто такие? Не раз не видела, — скрестив руки на груди, склонила голову Анна.

— Ты что, баба, не знаешь, у кого Ефим работал? — подскочил Наклепа.

— Как же, слыхала. Да только ни разу своего Ефима с ними за одним столом не видела. Сдается мне, что ты тут сам антирес имеешь.

— Что мне за интерес? — потемнел Заклепа.

— А то! Забыл, как ты Федьки Сидякина Гремучий ключ на себя записал? А у хмельного Акима Забродного выведал про Завальные россыпи, а потом их под себя подмял?

— Но, ты, баба, осади на дышло-то! Они мне сами подписали купчую.

— Ага, сами, когда они и писать-то не умеют. Это ты под купчими саморучно крестики поставил, а потом их же со своей земли прогнал.

— Ладно, вы, лайки. Будя вам! — перебил их Соколов. — Потом разберетесь. Давайте показания снимать. — И к Кузе: — Говори, сынок, какого числа из дома вышли и куда направились.

Кузя рассказал все, как было, без утайки. Сказал, что пошли вверх по Шинде, но точное место гибели Ефима «забыл». Заклепа в нетерпении крутился на лавке, задавал наводящие вопросы:

— Сколько вверх шли? По дороге избы встречались? Какие там распадки? Под гольцами были? Как глубоко шурф забили?