Владимир Топилин - Хозяин Спиртоносной тропы

— Как это?

— От большой игры. Какое золото у бандитов есть, «Черная оспа» себе забирают, а мне двадцать процентов дают. А это, надо заметить, большая доля для одного. К настоящему времени его собралась немало…

— …и ты его прячешь на той скале через речку, — заключил Кузька.

— От ты, дотошный зверек! От тебя ничего не утаить.

— Для меня все это теперь не тайна, — будто не услышав его, размышлял Кузя. — Другое интересно: как ты с Пантелеем мог такую сделку заключить? Ведь «Черная оспа» — сами по себе, чужих в свои дела на ружейный выстрел не подпускают.

— Дело прошлое, — угрюмо покачал головой Егор. — Правильно говоришь, «Черная оспа» с другими нелюдимы. Но дружбу вести можно, коли общее дело есть. Лет тридцать назад было или чуть больше. Тогда шибко разбойники лютовали. Объединились человек тридцать беглых каторжан с Нерчинских приисков, поселились под хребтом, неподалеку от Спиртоносной тропы. Избы нарубили, баб привели, оружием обзавелись, лошадьми. Сплотили банду, взяли все под контроль: на тропах за проход мзду непосильную требовали. Все от этого страдали: золотопромышленники, старатели, спиртоносы, ну, а уж простолюдины тем более. Был у них такой атаман — Сапсаном кликали. Почему Сапсан? Вроде как добычу чувствовал за несколько дней: кто, куда и когда золото перевозить будет. И, говорят, никогда не ошибался. Характер у Сапсана был дерзкий, беспощадный, своенравный. Если чего затребует — никто отказать не смел, иначе тут же нож под ребра принимал. К примеру, узнает, что у кого-то на прииске дочь созрела: приезжал и забирал себе на утеху на какое-то время. Родители же не могли противостоять, боялись шибко. Хитрый был, как волк: никогда на место преступления не возвращался. Неповторимый, как соболь: неизвестно, где появится.

Много лет полиция, казаки, китайцы-хунхузы сладу дать не могли, так как у Сапсана везде свои глаза и уши были. Только задумают облаву организовать, а бандитов и след простыл. Тайга — дом родной. Уйдут за Саяны, отлежатся год или два и назад ворочаются еще наглее. Власти «Черную оспу» привлекали, но и те — на что дерзкие и проворные — их поймать не сумели. Наоборот, Сапсан с дружками их в засаду заманили, троих убили, чем и разозлили. А кого из «Черной оспы» убить, это паря, все равно, что себе смертный приговор подписать.

Так продолжалось лет пять, пока Сапсан меня не ограбил. Я тогда спиртоносом был, после первого падения спирт на приисках на золото менял. Возвращался я по хребту с котомкой. У меня с собой килограмма четыре золота было. Сапсан с дружками на лошадях из тайги выехали, ну и, понятное дело, все, что было, выпотрошили. Хотели меня прирезать, да я в самый последний момент в тайгу сиганул. Бегу, как заяц, между пихт петляю. Думал, что стрелять будут. А Сапсан вслед хохочет: «Не тратьте попусту свинец! Сам забежится». Мне так обидно стало, что я, в прошлом сам отчасти разбойник, поимел такой позор: ограбили! И кто? Какие-то залетные шаромыжники, у кого даже коней хороших не было. Остановился в подсаде пихтовой, сделал круг, вышел назад с подветренной стороны. Подкрался к ним насколько можно, слушаю, о чём они разговаривают. Сапсан говорит: «Неплохой навар с дурачка и труса. Побольше бы таких спиртоносов. С такого куша можно и пображничать. Мы с Тришкой на Кузьмиху съездим, там у Радиона жена из себя справная, возьмем ее с собой. А остальные — в Троповую марь, там нас сейчас никто искать не будет. Там покуда и осядем».

Разъехались. Сапсан со товарищем Трифоном в одну сторону, остальные — человек семь — в другую. Я — как ветер в ветках запутался: что делать? Уйти восвояси и простить бандитам золото — гордость не позволяет. Но одному с Сапсаном не справиться, ружья с собой не было. Смекнул, что до приисков недалече, если бегом, то к вечеру добраться можно. Побежал, поспел вовремя. Пантелей еще тогда совсем молодой был. Зашел к нему в лавку, он как раз один был. Сказал несколько слов, он все понял. Тут же брата отправил на коне за помощью: «Черная оспа» как раз недалече, на Павловских приисках были, быстро приехали. Сразу на Кузьмиху отправились, где Радион Грязев с женой жил, золото мыли. Сапсан у него как раз был. Радион со страху их за стол посадил, стал потчевать, спиртом поить. Подождали, когда они под утро собираться стали. Варнаки жену его с собой повезли: а та, как овечка, слова сказать не могла, до того перепутана была. Радион с крылечка умолял, чтобы потешились да хоть бы живой отпустили. Сапсан с Трифоном хохочут, обещают к осени отпустить. Выехали по тропе, тут их «Чернооспинцы» и встретили. Убили не сразу, с коней уронили на землю, навалились гурьбой, стали расправу чинить. Уж, Кузька, скажу тебе, я видел головорезов, но такое убийство первый раз лицезрел. Тайга ревела, когда они Сапсану с Трифоном медленно ножами горло перерезали. Страшно!