Владимир Топилин - Хозяин Спиртоносной тропы

Собак не было. Кузе пришлось подать голос, чтобы вызвать кого-то на улицу. Подойдя к крайнему домику, он крикнул. Его не заставили долго ждать. В распахнувшуюся дверь вышла старушка в длиннополом, черном платье с туго повязанным на голове платком и босыми ногами. Увидев его, она удивилась. Не в силах сказать слова от испуга, стала быстро креститься двумя пальцами. Потом, все же совладав с чувствами, запела тонким, детским голосом:

— Спаси Христос! Ты откедова такой махонький, одиношный, да ранней зарей? Уж не Архангел ли ты?

— Нет, не Архангел, бабушка, — ответил ей Кузя после приветствия. — Я заблудился.

— Заплутал, сердешный? Ох, ты, Мать Пресвятая Богородица, — осеняя себя быстрыми взмахами руки, молвила та. — Да яко же так? Кто же тебя сподобился отпустить единого в ношный путь?

— Никто меня не отпускал. Я сам… — со слезами на глазах объяснил он. — Не могли бы вы мне подсказать дорогу на Чибижекские прииска?

— Ты приисковый? — еще больше удивилась старушка. — Ох, ты, Аника-воин! Это ж как ты сюда добрался далеко?

— Шел, да и пришел, — продолжал хлюпать носом Кузя. — Хотел глухаря поймать да тяте с мамкой принесть.

На разговор из разных домов вышли такие же, в черных одеждах люди: двое мужчин и шесть женщин в преклонном возрасте. Выслушав объяснения, также были шокированы его приходом. Негромко переговариваясь между собой, то крестились, то качали головами.

— И скоко ты по тайге блудишь? — таким же тонким, удивительно чистым голосом проговорил старец с пышной бородой, вероятно, старший.

— Вторая ночь идет.

— Дома-то, наверное, потеряли?

— Потеряли, — согласился Кузя, опустив голову.

— Голодный, небось?

— Да, кушать хочу.

— Что ж — проходи, вон в захожую избу, что с краю, — указал пальцем старец и обратился к одной из женщин. — Мать Анисия! Подай мальцу кушать, чем Бог послал.

А сам, повернувшись, исчез в дверном проеме той избы, откуда появился.

Кузя направился куда указал старец. Все остальные разошлись по своим местам. Спустившись по вырезанным в снегу ступенькам, распахнул скрипнувшую дверь, оказался в темном помещении. Приглядевшись, увидел в углу столик, на нем жировик. Зажег его, осмотрелся. В небольшом, три на три срубе, двое узких вдоль стен нар, в углу печка-глинобитка, на ней котелок. В стене затянутое бычьим мочевым пузырем оконце. В избушке тепло, видно, что кто-то ночевал. На нарах сухая трава, пол земляной, до низкого потолка можно достать рукой. Присел у входа, стал ждать.

Вскоре на улице послышались быстрые шаги, дверь распахнулась. Анисия, не заходя внутрь, подала ему несколько вареных картофелин, пареную репу, попросила подать посуду. Кузя осмотрелся, нашел на столе чистую кружку, подставил под крынку. Та налила ему свежего козьего молока, крестясь, певучим голосом проговорила:

— Покушай покуда, потом, вон, на нары приляг. Вскорости Федот должен возвратицца. К нам в кельи не ходи, неможно. Коли что надобно, кликнешь. — И, перед тем как уйти, перекрестилась. — Спаси Христос!

Кузя даже не успел спросить, кто такой Федот, откуда должен прийти и почему к ним нельзя приходить. Дверь скрипнула, Анисия ушла. Он схватил картошку, с жадностью стал есть, запивая молоком. Казалось, что до этой минуты ничего вкуснее не пробовал.

С чувством насыщения пришло расслабление. Когда ел четвертую картофелину, не удержался от слабости, повалился на нарах и уснул.

Проснулся от громкого разговора. Перед ним, согнувшись под потолком, стоит здоровенный детина. Широко улыбаясь белозубым ртом, гремит басовитым голосом так, что стены звенят:

— Он то хто тут у меня поселился! А я то думаю, что за дела, чьи броднюшки у порога валяются? Ты хто таков будешь? Откель взялся? Вроде как у староверов все ребятишки при своих домах.

Кузя назвал себя, рассказал, откуда он и как здесь очутился. Тот изумленно выслушал его, покачал головой:

— От ты, паря, дал кругаля! Что ж ты от дому убег? Тебе надобно было спиной к солнцу вставать да дуть через хребет. Ну да ладно. Давай, горе-странник, кушать будем, — потянулся к котелку на печке, — чегой-то ты мясо не ел? Тут вон, у меня глухарь томится, а ты картошку грызешь.

— Что мне дали, то я и ел, — робко ответил Кузя.

— Может, оно и правильно, что без спросу не берешь. Да только на картошке далеко не пройдешь. На мясе-то лучше. На-ка, вот, погрызи ногу да бульоном запивай. Так-то оно лучше будет, — подавая ему миску с едой, добродушно проговорил Федот. — А батьку твово я хорошо знаю. Я ить сам с Чибижекских приисков, с Владимировки. Встречались мы с ним, бывало, пару раз вино пили. — И стал рассказывать о себе.