Владимир Топилин - Хозяин Спиртоносной тропы

Выбирался по склону долго. Жаркое солнце подплавило поверхность наста. Идти стало труднее: он начал проваливаться по щиколотку. Кожаные бродни промокли, расквасились, как лепешка на сковородке, стали тяжелыми, скользкими. Кузя часто присаживался, отдыхал, съел оставшиеся две картофелины. Но это только разозлило голод. А идти надо было неизвестно сколько.

Сколько он бродил по тайге, не помнил. Его качало, в глазах плыли круги, а густой лес не желал его выпускать из своих цепких объятий. С тоской заметил, как солнце на западе начало осаживаться между высоких стволов деревьев. Надо было искать место для ночлега.

Выбрав подходящее, протаявшее под кедром ложе из старой хвои, вытащил из-за пояса топорик, нарубил пихтовых лапок. Потом долго тюкал нетолстые сушины, натаскал их в одно место для костра. Их было не так много, до утра не хватит, но на большее не было сил. Чиркнув спичками, запалил сухие ветки. Жаркий огонь живо охватил сухое дерево, превратив его в костер. Снял бродни, повесил их на палках возле пламени, чтобы просушить. Протянув к теплу босые ноги, плотнее закутался в ватную телогреечку и, повалившись набок, тут же заснул.

Первый раз проснулся от холода. Вокруг царствовала тихая, спокойная ночь. По небу рассыпался бисер мерцающих звезд. На востоке поднялась убывающая луна. Где-то в распадке журчал недалекий ручей, ухал филин, заунывно пела какая-то птаха, но он не наслаждался красотами дикого края. Подкинув на угли несколько поленьев, опять лег спать.

Так было еще два раза. Проснувшись третий раз, надел сухие бродни, подкинул последнее полено, сжавшись комочком, ненадолго задремал. Решил, что когда догорит костер, надо идти дальше, хотя до утра еще было далеко.

Очнулся от громкого эха, прокатившегося по горам. Спросонок не понимая, что это было, долго слушал предутреннюю тайгу. Ответом была тишина. Стал собираться в дорогу, заткнул за пояс топорик, поправил заячью шапку, надел суконные рукавицы и, когда хотел сделать первый шаг, вздрогнул от неожиданности. Где-то рядом, за соседним пригорком, бахнул выстрел. Не веря ушам, дождался, когда прокатится волна звука, побежал в том направлении. Знал, что там были люди.

Кузя мчался, не разбирая дороги, спотыкаясь на кочках и неровностях наста. Ветки били в лицо, кусты кусали щеки, но он не обращал на это внимания. Спешил выбраться на желанную горку, потому что боялся, что человек уйдет. Взобравшись на вершинку, некоторое время стоял, ожидая, что стрелок проявит себя еще хоть раз. Вдруг где-то в стороне заквохтала капалуха, а за ней долетела знакомая песня глухаря. Он опять оказался на глухарином току, но не на том, где был прошлой ночью, а в другом месте. Здесь был охотник, он тоже пришел на утреннюю зорьку, стрелял по птицам, и теперь Кузе надо было его найти.

При свете луны и зарождающегося утра Кузя определился на местности. Внизу широкий, длинный лог между гор. Но это не Чибижек, понял сразу. Он стоял на склоне горы между невысоких кедров, растущих по краям небольших полянок. Не зная, что дальше делать, хотел закричать, но не посмел. Его присутствие могло испугать птиц, а это не понравится стрелку. Лучше потихоньку идти по полянам, часто останавливаясь и слушая, что творится по сторонам. Так или иначе, охотник все равно должен себя обнаружить: шаги по насту слышны далеко и хорошо.

Перешел одну поляну, остановился: тихо. Только слышно, как в стороне беспрерывно «точит косу» азартный глухарь. Ему помогают еще несколько петухов, но сейчас это неважно. Подождав немного, опять прошел какое-то расстояние. Между деревьев, далеко внизу что-то замерцало. Или показалось? Нет, тусклый светлячок напомнил о себе еще раз, потом еще и еще. У Кузи часто забилось сердце: огонь!

В следующее мгновение он мчался не разбирая дороги на спасительный свет. Сучки, ветки, кочки, какие-то другие препятствия не могли сдержать его стремительный бег. В голове кипела единственная мысль: только бы не потерять из вида спасительную метку, от которой зависела его жизнь.

То расстояние в два или три километра Кузя преодолел на одном дыхании. Не останавливаясь ни на мгновение, быстро спустился с горы и очутился на небольшой поляне возле речки. В свете зарождающегося утра его взгляду предстала обычная картина небольшого поселения. На невысоком пригорке, на некотором расстоянии друг от друга расположились несколько маленьких, утонувших в глубоком снегу домиков. Они больше походили на приземистые избушки, чем на нормальное жилище человека — избы-пятистенки. Вероятно, люди жили здесь временами, не постоянно. Возможно, это был приют для старательской артели или «жилуха», стоянка для ночлега путников. Но это было неважно. Главное — здесь были люди. Об этом говорил дым, валивший из печных труб и расчищенные тропинки, соединявшие строения.