Лукас Бэрфус - Безбилетник

Поле зрения ему перекрывает чей-то квадратный череп, парень с ёжиком на затылке, белобрысый, кожа собрана в складки, так и убил бы. Но в конце концов он ныряет влево, уходит, и она опять у него на виду. Она идёт влево, наверх, танцует по ступеням так, будто ничего не весит. Она соткана из воздуха, никакая гравитация не тянет её вниз. Но он-то. Прогулявший все сроки и уроки. Мечтает о горячем кофе и пытается сообразить, сколько же денег бренчит у него в кармане. Две монеты по два франка, возможно, две по одному, и ещё разменная мелочь. Но больше восьми франков не наберётся.

Теперь он стоит на перроне. Женщина, лица которой он до сих пор ещё не видел, идёт сквозь ожидающих до конца платформы. Там она стоит под открытым небом, отвернувшись к огням в южной стороне. Габаритные огни на радиомачте, сигнальные огни для воздушных судов, на переднем плане за железной дорогой уличные светильники разливают вокруг себя жёлтую жижу. Солнце ещё низко. Тени ложатся длинные.

Подъезжает поезд. Толпа теснится к дверям. Филипа тоже подхватывает, и он, втиснутый в гроздь людей, двигается к поезду. Это ему незнакомо? Разве он не хотел ещё вчера избежать этого? Он должен войти в поезд? Ещё раз это унижение – втиснуться в эту банку без билета? Когда же он, наконец, получит её в своё единоличное распоряжение? Наверняка не раньше вечера. Теперь она целый день будет в разъездах. Он мог бы забиться в свой БМВ и спокойно ждать её там, но он этого не хочет. Он хочет быть вблизи неё, тут он чувствует себя сильным, он знает, для чего родился на свет. Он в нужном месте, даже в этой утренней сутолоке, среди этих людей, пахнущих кофе и дезодорантом.

Во главе группы из четырёх женщин в брючных костюмах она поднимается на верхний этаж. Он остаётся у лестницы, невзирая на тесноту, которая выдавливает его наверх и в то же время гнетёт. Кто-то толкает его, он спотыкается о стойку, чуть не падает на типа в чёрной робе – какой-нибудь монтёр лифтов с бритым черепом и туннельным пирсингом в мочках ушей. Он протискивается мимо него, поднимается на три ступеньки, и ему открывается обзор нижней части второго этажа.

Лесная чаща из икр, короткие стволы в синих брюках, худые черенки в носках, шишковатые колени. И среди этого подлеска – два нежно очулоченных стебля: она здесь.

Он опускается на ступеньку лестницы. Он чувствует слабость и усталость, на какой-то момент даже кладёт голову на колени и закрывает глаза. Начинают роиться мысли. Где она работает и что делает? В обслуживании – нет. Те одеваются более удобно. Учительница? Преподаёт в каком-нибудь коммерческом училище, может быть. Но маловероятно. В разъездной службе с клиентами? Это было бы плохо, очень плохо. Тогда ему придётся до самого вечера быть на ногах, в поезде, в трамвае. В это ему не верится. Каблуки слишком дерзкие. Нет, она не ходит по домам и квартирам, не полирует ручки дверей. А если она разъезжает на служебной машине? Тогда для него всё пропало. Где он возьмёт машину, чтобы гоняться за ней? Такси? На весь день? Невозможно. Меньше, чем за пятьсот франков, нанять такси не получится. А у него в кармане брякает одна мелочь.

Итак, остаётся лишь надеяться. Надеяться, что её рабочее место находится в какой-то наблюдаемой конторе. Или она работает в магазине. Откуда не может выбежать без спросу. И будет оставаться у него на виду. Что-то многовато упований. Но что ещё остаётся мужчине с пустым желудком, без денег, без сигарет?

В вагоне начинается движение, когда поезд тормозит и, вкатившись в подземный вокзал, останавливается. Люди теснятся к выходу. Кто-то толкает его в бок. Ему надо бы сойти с лестницы, и он поднимается на ноги – с пересохшей глоткой и шипением в черепе, как будто кто-то вонзил ему в мозги паяльник. Стоит у дверей, которые теперь открываются. С перрона несёт ледяным холодом. В вагон входит какой-то тип с причёской будто после черепно-мозговой операции и бросает на него ехидный взгляд. Кто-то проливает кофе. В поезде запах дерьма и пластика, этакая смесь из хайтека со свинарником. На выдвижных бункерах для мусора – реклама слуховых аппаратов и терапии против остановки дыхания во сне. Машинист поезда импровизирует какое-то объявление. Сзади кто-то подталкивает Филипа к выходу. Что это значит? Он поворачивается. Какой-то человек с мелированной сединой, в тесной рубашке и роговых очках, из породы креативщиков. Здоровый цвет лица и овощной сок в наманикюренной руке. Кнопка в ухе мигает синим светом. С громкостью рыночного зазывалы он выдаёт в пустоту эфира своё мнение о какой-то стратегии в связи с новой вербовкой за всё лучшее. Филип ненавидит его. Так и хочется ввинтить шариковую ручку в ухо этой куче дерьма, причём сквозь всю башку. И тогда посмотрим, помогут ли ему бабья кожаная сумочка и долгосрочно-накрахмаленная и побритая грудь. Этот клоун уставился мёртвыми глазами в его сторону. Когда их взгляды встречаются, эта галантерейная рожа кривится в гримасу, которая наверняка была знакома ещё австралопитекам, эта исконная смесь из ужаса и идиотии. Трудно сказать, что было причиной для этой гримасы: информация из наушников или какое-то явление в текущей реальности. По крайней мере, амигдала перевесила, и тип дал тягу. Он ломанулся через пассажиров, отринул в сторону какого-то мелкого служащего в индийских штанах с мотнёй. И обронил свою шоколадно-коричневую папочку, растяпа. Как голодающий хватает на лету кусок хлеба, так он схватил свой аксессуар. Откуда такая паника? Тут движение в вагоне ещё усилилось, и становится ясно, от какого лесного пожара бежал этот заяц.