Михаил Вольпе - Петух пропел в бухте (сборник)

Тутуда пиликал на скрипке, уставившись в потолок, словно там были написаны ноты исполняемой им мелодии. Легко, почти незаметно переходил он от одной тональности в другую, виртуозно импровизировал вариации на любую тему, и импровизации его были столь же бурны и неожиданны, как порывы ветра на мысе Жоана Рибейро. Гитарист, несмотря на сонный вид, буквально творил чудеса, приводя в восхищение слушателей. Из кухни доносился возбуждающий запах пряностей, вызывающий в воображении самые вкусные блюда и дразнящий аппетит. Афонсо выводил на скрипке стонущую мелодию финасона, слышанную им на острове Сантьяго. «Маленькая скрипка с большим сердцем», — так говорила Салибания о волшебной скрипке Афонсо. (Той уверял, что ни одна фраза у Салибании не обходится без слова «сердце», и оно действительно каждую минуту слетало у нее с языка: сердечность трактирщицы была искренняя, а не показная.) Скрипка Афонсо, этот кусок дерева с натянутыми струнами из свиных кишок, разговаривала, стонала, плакала и кричала, совсем как человек.

— Да, сеньоры. Прямо сердце пронзает. Точно пуля, что на лету попадает в птицу, — любила повторять Салибания, умевшая польстить посетителям.

— Тут у нас кое-кто еще подстрелил на лету жирную куропатку, — подхватил Джек. — Если уж человеку начинает везти, ему и стараться нечего. Удача сама плывет в руки.

— Чему быть, того не миновать, — философски заметил писклявым голоском евнуха Шико, моряк и исполнитель бразильских песенок и самб.

— Ясное дело, десять бутылей грога, выгруженных прямо у меня под носом, и еще столько же в трюме «Гирлянды», да еще новая морна — это вам не шуточки.

Охранник Той скромностью не страдал, скорее, напротив, хвастун он был отчаянный. Но даже это не умаляло его заслуг в глазах товарищей. Джек вертел в руках вечное перо. Перед ним лежал белый лист бумаги с большим жирным пятном посредине, оставленным сковородкой Салибании. Джек де Инасиа готовился записать слова новой морны Тоя.

— Ну довольно, Той, хватит. — Джек начал терять терпение. — Мы уже это слышали. Лучше давай запишем слова. Название — «Твое лицо», да? — Джек старательно, круглым каллиграфическим почерком вывел: «ТВОЕ…» Все морны Тоя были записаны рукой Джека.

И вдруг из глубины зала раздался громкий голос, — взволнованных и разгоряченных завсегдатаев кабачка словно окатили ведром холодной воды.

— А что же дальше, Той? Что будет дальше?

Кому из присутствующих не был знаком этот голос?

Он принадлежал Григе, отчаянному смельчаку и задире. Выполнив свою миссию, Грига замолчал, втянув, по обыкновению, голову в плечи с мрачным и безразличным видом.

— Ты на что это намекаешь? — От неожиданности Той даже попятился, Грига испортил ему настроение. Где бы он ни объявлялся, вечно вмешивается в чужие дела, видно, у самого жизнь не задалась, вот он и стремится отравить ее другим. Хорошо хоть, что дело обычно кончалось перебранкой, до драки никогда не доходило.

— Просто меня интересует, что будет дальше. Ты, конечно, не знаешь Жула Антоне, а я знаю. Парень что надо. Будь проклята наша жизнь, заставляющая честного человека пускаться во все тяжкие, лишь бы заработать немного денег. Какое зло и кому он причинил? Знаю я и его жену, Гиду. И их дочурку. А ты, верно, этих людей и в глаза не видел? Ясное дело…

— Какое это теперь имеет значение? — прервал его Той вызывающим тоном.

— Гида опять ждет ребенка. Ее мать тоже сидит у Жула Антоне на шее. В их семье много ртов и мало кашупы. Впрочем, тебе этого не понять. Парень взялся доставить контрабандный товар только потому, чтобы как-то свести концы с концами. Что же теперь с ним будет?

— А тебе-то какое дело? Ты-то тут при чем? Зачем суешь свой нос куда не надо? Смени-ка лучше пластинку, а не то…

Кругом зашумели. Кто-то схватил за руки Тоя, который вскочил, оттолкнув стул. Как-никак охранник таможни, представитель власти. Прибежала Салибания, пытаясь восстановить порядок.

— Послушайте, ребята, послушай, Той, успокойтесь вы, ради бога. Ну что особенного случилось? Грига сболтнул по глупости, не подумавши. Вы же его все знаете! И чего это ты сегодня так разошелся, парень? Знаешь, иди-ка ты отсюда подобру-поздорову. Не задирай Тоя. Не видишь разве, он при исполнении? Да еще морну ему надо записать. Прошу тебя, бога ради…

— Ладно, ладно, помолчи. Все обошлось, — вмешался Джек, не выпуская из рук вечное перо. — Я готов писать. Уходи, Грига, тебе тут не место. Каждый должен сам о себе заботиться, и довольно об этом. Ты, верно, хватил порядком для храбрости? И теперь собираешься исправить все несправедливости в этом мире? Лучше выпрями свои ноги, они у тебя еще кривее, чем мир…