В гостиной молча сидела жена Паулино, Розенда, и два его сына. Не сказав ни слова, Паулино отодвинул дочку, повернулся и вышел. Магазин Моргадо был в двух шагах.
— Слушай, кум, зайди ко мне, сделай милость. Я тебе кое-что покажу.
Они вышли вместе. Перед домом Паулино обогнал его и распахнул дверь гостиной.
— Входи, кум. Это тебе, поставишь в кабинете, — и он указал на письменный стол черного дерева, украшенный серебром и росписью.
Моргадо не проявил интереса. Скривив рот, он осмотрел стол, открыл и закрыл ящики и потер подбородок:
— Уж больно жизнь сейчас трудная. Не знаю, смогу ли я это купить.
В гостиную снова вошла маленькая дочка Паулино и начала хныкать. Моргадо вновь осмотрел стол и заключил:
— Денег у меня сейчас нет. Жизнь трудная!
На улице Паулино повернулся к нему:
— За пятьдесят килограммов зерна отдам. Нет у меня выхода. Не могу смотреть, как дети с голоду плачут.
— Бери тридцать и считай, дело слажено. Я родственников не граблю.
В магазине Паулино получил зерно. Вернувшись домой, отдал его жене:
— Возьми, Ана. По крайности, дети сытые спать лягут, а там, что бог даст.
Жернов за несколько минут превратил зерно в муку. Розенда разожгла огонь, чтобы вскипятить воду, а мать тем временем положила в глиняную миску несколько горячих углей, чтобы поджарить кукурузу и дать детям, пока не будет готов ужин. Все это время они сидели в кухне и, не отрываясь, как безумные, смотрели на пляшущие языки пламени. Суп загустел. Бросив в него горсть соли, Ана черпнула ложкой и с шумом втянула в рот, пробуя, готово ли. Потом расставила миски на каменной скамье, положила каждому порцию густого варева и раздала ложки.
Паулино не стал есть. Он сидел в углу, задумавшись, оперев подбородок на руку. Дети смотрели на него встревоженно. Быстро расправясь с ужином, они повеселели. Ана то и дело вытирала глаза уголком фартука и просила мужа съесть хоть что-нибудь.
— Я уже сказал, не хочу, Ана. Лучше уложи детей, они носом клюют.
Дети спросили благословения, и Розенда увела их спать.
Всю ночь Паулино не мог уснуть и только тяжело вздыхал. Ана успокаивала его.
— Как подумаю, что за тридцать килограммов зерна отдал вещь, стоившую мне стольких трудов!
— Что поделать, Паулино. Не про нас он был, этот стол. Против нищеты что поделаешь?
Мало-помалу вещи, привезенные из-за границы, исчезли. Против этого ничего нельзя было поделать. Паулино особенно остро чувствовал это, когда смотрел на голые стены с одиноко торчащими гвоздями, напоминавшими ему о том, каким тяжким трудом он пытался заслужить право на спокойное и безбедное существование. «Мишим» перешел к Моргадо за два килограмма муки; после этого Паулино уже не знал, что делать. Чтобы хоть как-то поддержать семью, он продал все плантации. Теперь они спали на полу вместе с детьми, на циновке из банановых листьев. И все это он должен был принимать со смирением, уповая на милосердие пресвятой девы, которое должно снизойти на него и смягчить его страдания.
Между тем дети, хотя и ели что-то, таяли день ото дня: кости выпирали, глаза горели лихорадочным блеском.
— Завтра начну крышу снимать. Мигельино согласился взять, мы уже сговорились в присутствии кума.
Глаза Аны наполнились слезами. Она ничего не сказала, только поднесла к глазам уголок фартука, чтобы скрыть отчаяние, потому что дом без крыши — все равно что загон для скота, куда, не спросясь, входит, кто захочет.
Постепенно дети перестали ходить, опухли и умерли один за другим. В лачуге, где Паулино теперь ютился вместе с Аной и Розендой, царили отчаяние и нищета.
— Папа, благослови меня, я пойду просить подаяние. Это не стыдно, потому что лучше просить, чем воровать.
У Паулино не было сил ответить. Ана уже почти не двигалась, и Розенде приходилось поддерживать ее за талию, когда дизентерия выворачивала ей внутренности.
Розенда понимала, что долго так продолжаться не может, поэтому она решила пойти раздобыть что-нибудь, пообещав вернуться к ночи. Деревня в двух шагах, и там, конечно, еще есть люди, чувствующие сострадание к бедности. Они не должны дать христианам умереть с голоду. Когда Розенда ушла, Паулино расстелил циновку, уложил Ану и пошел собрать травы для курева и успокоения астмы, которая медленно, но верно сводила его в могилу.
К счастью, в деревне вдруг объявился Фалушо, вербовщик на погрузку кукурузы. Глашатай с барабаном ходил по улице и сзывал людей на работу.
Желающих оказалось слишком много, пришлось вызывать полицию. Та быстро навела порядок, каждая завербовавшаяся женщина получила талон со своим именем. В этот талон был вписан вес доверенного ей груза.
Читать дальше