Джош Хьюз - Панкшуй

Поиск внутренней искренности и есть тот самый механизм, что уже сотни лет движет людьми, побуждая их придумывать течения вроде панка и так далее. Что несет в себе идея бунта, анархии и искусства «без правил», почему она нас притягивает? Есть мнение, что панк появился в ответ на образ жизни белого населения Великобритании и на ползучий американский материализм, столь распространившийся в середине семидесятых. Другие утверждают, что массовый китч 60-х и 70-х годов способствовал рождению милой панковскому сердцу эстетики: борьба с потребительскими настроениями, с превращением всего и вся в товар и в общем и целом с банальностью, которая разъедает стремление к самовыражению. Панк-рокеры нашли ответ в музыке.

В шестидесятые Энди Уорхол своими работами откликнулся на засилье коммерческого имиджа в СМИ — от супов «Кэмпбелл» до Мэрилин Монро. Искусство и музыка столкнулись лбами, когда рок-группы вроде «Вельвет андерграунд» вырвались на передний план и принялись трамбовать фундамент движения, на котором в середине 70-х и проросли «Секс пистолз» и прочие панк-бригады.

Да, но почему и сегодня уместно говорить о панке? Разве мы не наблюдаем все ту же массовую миграцию к банальности, которая постоянно провоцирует одни и те же синдромы? Хуже того, панк пришел и ушел, а ничего не изменилось. Так где же мы оказались? В чем наш смысл?

В искренности собственного «я». Нужна самобытность, талант, нечто интересное, рождающееся из нас самих. Нам хочется ощущать бодрость и оживление. Хочется думать и чувствовать, что мы делаем что-то стоящее и особенное в этом обществе, катящемся черт-те куда. И дело тут не в патетике, это чистая правда. Более того, на это мы имеем все права. Так что мой тебе совет: начинай проявлять себя. Любым способом, и не важно, чего он касается — твоей берлоги, жизненных ориентиров или того, как ты справляешь с проблемами существования в целом. Я не могу указать, как именно решать подобные задачи уникальным и оригинальным путем, потому что здесь все зависит только от тебя. Единственное, что я могу сделать, так это продемонстрировать иной стиль мышления. Как сказал Брэд Уорнер в книге «Хардкорный дзэн»: «С какой стати ты должен меня слушать? Что я за хрен такой, чтобы меня слушать?.. Да я никто. Вообще никто».

Даже если нам хочется искренности в своих порывах, я не уверен, что это возможно на сто процентов. В наших намерениях нет оригинальности, зато она может присутствовать в искусстве, которое из них рождается. Панк — это стиль, повторившийся и проявившийся в разных формах. Как однажды сказал мой друг и панкшуйский энтузиаст Сай: «Панк восходит к незапамятным временам, и каждый день загорается новая заря для человечества. Но каждая ночь принадлежит панк-рокерам».

Имеются определенные вдохновляющие нас традиции, даже если мы о них не подозреваем. Не могу сказать, чтобы я их полностью презирал; более того, мне кажется, именно они в конечном итоге подвели нас к той панкшуйской эстетике, что мы сейчас наблюдаем.

В 60-х годах Густав Мецгер занялся неким «саморазрушающимся искусством», а все потому, что хотел сделать определенные политизированные заявления о разрушительных склонностях человека. Как утверждал Мецгер, «…ракеты, ядерное оружие — все они саморазрушаются и самоуничтожаются. Саморазрушающееся искусство демонстрирует способность человека ускорять дезинтегрирующие природные процессы и управлять ими…» Сама идея «погонять» природой и наши попытки управлять ею посредством ядерных программ предполагают, что человек якобы должен этим заниматься. Такая позиция служит фундаментом для двух очень мощных концепций, которые объясняют, почему наша цивилизация оказалась в самой что ни на есть глубокой жэ: «Саморазрушающееся искусство — это атака на капиталистические ценности и на тягу к ядерному самоистреблению». Как и на прочих полноценных представителей деструктивизма, на Мецгера повлиял дадаизм начала двадцатого века, и из-под его рук в 60-е и 70-е годы вышли просто обалденные вещицы.

Мецгер работал преподавателем в том арт-колледже, где учился Пит Тауншенд, и именно он подвел Пита к идее разламывать гитары на сцене. Вот что говорит об этом сам Тауншенд: «Подростковая склонность ломать гитары и ранняя нигилистическая лирика… вернулись, чтобы напомнить… что тридцать лет назад… у меня был шанс создавать и вносить свой вклад в улучшение мира». По сути дела, вандализм в отношении собственного искусства (скажем, когда ты разбиваешь гитару после чумового выступления) — это и есть традиция, граничащая с публичной декларацией личного кредо. Как раз этим и занимался Мецгер, раздраконивая собственные творения. Такой подход вошел в привычку у других рокеров; среди них самым примечательным был Джими Хендрикс, который сжег свою гитару прямо на сцене. Эти артисты стояли перед лицом коррумпированной политики и войны ядерного века. Сегодня мало что изменилось: газетные заголовки ежедневно кричат о терроризме, войне и коррупции.