Максим Иванов - Призрак фуги

Когда суета опознаний, расспросов, прощаний и похорон была позади, когда отзвучали утешения родственников и друзей и последний из них закрыл за собой дверь, единственное, что я почувствовал, оставшись один, была бес­пощадная, кромешная тишина, которой я никогда раньше в своей жизни не слышал. Светлыми вечерами в этой мертвой тишине бродил я из комнаты в комнату, глядя на игрушки, разбросанные по детской комнате, на посуду, на продукты, на полотенца, на шампуни, на одежду в шкафу, на все, чем еще вчера пользовались три человека, жизни которых намертво были сплетены с моей, — и не знал, что делать со всеми этими вещами, с мебелью, с кварти­рой, со всей жизнью моей, катившейся теперь по инерции, как колесо, ото­рвавшееся от искореженного автомобиля. Иногда казалось, что еле слышная музыка исподволь ищет путь к моему сердцу, но тотчас какая-нибудь нелепая ситуация (например, приглашение к следователю во вторник в семнадцать ноль-ноль, когда я поймал себя на мысли: «Как я смогу? Мне же мальчиков везти в бассейн!») многовольтным ударом тока напоминала, что отдаленные наигрыши привычной, будто бы своим чередом текущей жизни — не более чем эхо, в котором никогда не прозвучит новых мелодий. В суде над водите­лем из всех свидетельств можно было сделать вывод, что в аварии не виноват никто. Когда-то его действительно мучили какие-то приступы, но последние лет десять, по его словам, он был совершенно здоров и каждый раз легко про­ходил медосмотр и получал справку с допуском к вождению. Ему дали пять лет колонии общего режима за убийство по неосторожности, а я стал ждать какого-то другого — как мне представлялось, главного суда, на котором после возвращения убийцы из тюрьмы мы должны были с ним встретиться и о чем- то раз навсегда договориться.

Время лечит даже самые тяжелые раны, и понемногу я опять стал инте­ресоваться новостями — политикой, войнами, событиями на работе, слетал в отпуск, продал, купил и снова продал автомобиль (никогда уже не сяду за руль), сделал ремонт в квартире. Часто мне снятся сны, в которых Алена, Миша и Антон выходят из могилы, и я показываю им нашу отремонтирован­ную квартиру, везу в домик на Мадейре, где снимал мансарду у пенсионе­ров, — и подвожу их к живой изгороди на краю двора, за которой в окружении громадных, грубо отесанных скал серебрятся тысячи километров океана. А когда просыпаюсь, вся жизнь моя, весь мир, все события его, исподволь начавшие было меня волновать, кажутся искусно сотворенной бессмыслицей, напоминая длинную, красивую оперу, сюжета которой не хочешь знать, потому что со стопроцентной вероятностью в основе его лежит предсказуемая, неле­пая мелодрама. Через два с половиной года в городском автобусе я встретил виновника аварии. Думаю, он заметил меня первым, потому что слишком уж напряженно, слишком заинтересованно вглядывался в туман за окном. Я догадался, что вышел он по амнистии. В первую секунду мне стало нелов­ко оттого, что я смущаю его, захотелось отвернуться и выйти из автобуса, потом — выволочь его из салона, повалить в грязь и избить до смерти, но, пока доехал до следующей остановки, я отпустил его в своем сердце навсегда.

2

С первых классов школы, с первого столкновения со взрослым, задолго до него созданным и обустроенным миром, Сашу не покидало ощущение, что все вокруг объединены каким-то тайным сговором, благодаря которому подготовлены к жизни намного лучше, чем он. У кого-то из одноклассников были старшие братья, у кого-то соседи-учителя, у кого-то родственники за границей, и вся эта армия подсказчиков по первому требованию снабжала своих подопечных ответами на главные их вопросы, предупреждала все их ошибки и необдуманные поступки, в то время как Саша каждый новый вызов судьбы встречал открытой грудью и всякую общемировую несправедливость переживал как личную трагедию. Он был лучшим учеником в классе, но из школы вышел даже без серебряной медали, потому что не знал о каких-то негласных правилах заблаговременной договоренности с учителями. Универ­ситет он окончил в конце девяностых годов по специальности «экономист», но при этом был отнюдь не из тех экономистов, которые, учась в последних классах школы, хорошо знают, с чего начать свой бизнес и как потом его раз­вивать, пока где-то там будут сдаваться экзамены и защищаться диплом. Он искренне полагал, что знание законов экономики позволит ему быстро встать на ноги и зажить настоящей взрослой жизнью, — а тут вдруг выяснилось, что со своими академическими мозгами и красным дипломом он тысячу лет никому не нужен и что вокруг без дела слоняются толпы таких же, как он, за счастье почитающих получить место специалиста в НИИ с зарплатой пятнад­цать долларов США в месяц.