Бхишам Сахни - Девушка с делийской окраины

Басанти окончательно проснулась, только увидев в руках матери целый ворох обновок.

— Отправляйся к колонке да умойся! — визгливо продолжала мать.

В следующий же миг Басанти словно ветром сдуло: она выскочила из мазанки и бегом бросилась к колонке.

Следом за нею вышел и сам хозяин. Издали слышался какой-то неясный, словно приглушенный туманом, рокот. Чаудхри насторожился. Грохот доносился откуда-то снизу, где начинался поселок. Парикмахер вслушался. У стоявшей рядом мазанки неподвижно застыла жена соседа.

— Что это там за шум? Ты слышишь? — обратился к ней Чаудхри.

— Какой еще шум? Я ничего не слышу.

Чаудхри внимательно посмотрел на людей, торопливо шагавших вниз и вверх по склону. Никто из них не обращал никакого внимания на доносившиеся звуки. Чаудхри обратился к сидевшей у двери слепой старухе — матери Бисесара, мазанка которой была напротив.

— Матушка, вы слышите что-нибудь?

— Да, шлышу, — прошамкала старуха. — Штранный какой-то жвук… Шлева.

Мелькнувшее в голове Чаудхри подозрение крепло — он весь обратился в слух.

Басанти вприпрыжку неслась к колонке. День давно уже вступил в свои права, и в переулке царило оживление. У одной из мазанок сидела подружка Басанти Шамо и кусочками гура [7] Гур — неочищенный сахар. кормила своего маленького брата.

— А мы вчера фотографировались! — крикнула Шамо. — Заходи, покажу.

Басанти завернула к ней.

— А где вы фотографировались?

— Я сейчас. — И, нырнув в дверь мазанки, Шамо появилась с пакетом в руках.

На фотографии были Шамо и Джамна — обе ее подружки, они стояли обнявшись и весело улыбались.

— Ты только посмотри: даже сурьма на веках видна, — щебетала Шамо. — Видишь? Мы подвели веки сурьмой, а потом уж пошли сниматься. Мы еще немножко подрумянились, но фотограф сказал, что на карточке это не будет видно.

— Значит, вы и румянились?

— Конечно. Мы и нарумянились, и губы подкрасили. Джамна надела зеленую юбку, а я — красную. А на фотографии получилось, будто юбки у нас одного цвета. Правда, об этом фотограф заранее нам сказал.

— А сегодня вечером по телевизору новую картину показывают, — торопливо сообщила Басанти, возвращая подруге фотографию. — Я обязательно посмотрю…

Басанти произнесла это с таким выражением, словно хотела сказать: «Фотография? Тоже нашла чем хвастаться!»

— А что за картина? Ты у кого смотреть будешь?

— У тети Дэоки, — гордо отвечала Басанти. — Кроме меня, там никто не смотрит.

— А мне на заказ паджеб [8] Паджеб — женский ножной браслет, обычно с бубенчиками. сделали, — не сдавалась Шамо. — Показать? Десять рупий заплатили.

Шамо юркнула в дверь, но Басанти уже мчалась дальше: она вспомнила об отце и поспешила к колонке.

Чаудхри все еще стоял у своей мазанки, но теперь он заметил, что в других местах тоже собирались люди и вглядывались в ту сторону, откуда, постепенно нарастая, доносился рокот. У всех на лицах было недоумение и испуг: кажется, они начинали наконец сознавать, что значит этот шум, и теперь стояли скованные страхом. Чаудхри мельком взглянул в противоположную сторону: там, на площадке перед своей лавкой, неподвижно стояла Гобинди, всматриваясь в тот конец поселка, куда убегала кривая улочка. Вдруг на ней показался человек. Он стремительно бежал вверх по склону.

— Я же говорила, что-то случилось, — донесся сверху голос Гобинди.

Жители поселка высыпали на улицу. Некоторые, точно сбросив оцепенение, бегом стали спускаться вниз.

— Эй, Ману! — окликнул Чаудхри бегущего. — Что там такое?

— Полиция! — отвечал Ману, задыхаясь. — Вся улица запружена военными грузовиками. Сносить нас будут!

— А ты куда мчишься?

— К Хиралалу! Предупредить надо!

Ворот рубахи у парня был расстегнут, он тяжело дышал, и амулет на черном шнуре то поднимался, то опускался в такт его дыханию.

Безмолвно стоявшие люди бестолково засуетились. Многие побежали вниз. Толпа у подножия холма росла.

Лицо у Чаудхри посерело, губы беззвучно шевелились.

Снизу, из-за стен лепившихся друг к дружке мазанок, поднялось облако пыли и донесся тупой тяжелый звук, точно камень бросили в глубокий колодец. В толпе, что собралась внизу, началась паника. Люди рванулись к своим мазанкам. Прошло всего несколько минут, а посреди переулка уже выросли горы нехитрого домашнего скарба: обитатели поселка — мужчины и женщины, старики и дети — вытаскивали мебель, посуду, ящики и узлы с одеждой. Мирный пейзаж изменился до неузнаваемости. Внизу группы людей таяли на глазах.