Бхишам Сахни - Девушка с делийской окраины

Тандур полыхал с раннего утра до поздней ночи, однако, вопреки расчетам Басанти, любителей отведать свежих лепешек оказалось на удивление мало. Обитателям двухэтажных особняков добираться сюда было не с руки, к тому же они могли покупать хлеб в соседней лавке. Басанти трудилась не покладая рук, но над ее головой снова стали сгущаться тучи. Рукмини опять о чем-то оживленно перешептывалась с Дину, изредка бросая на нее косые взгляды, в которых без труда угадывались и подозрение, и зависть, и открытая неприязнь, а Дину снова говорил с ней на повышенных тонах и грозил проучить за каждый пустяк. Весь ее дневной заработок он отбирал. Басанти интуитивно чувствовала, что опять ее ждут какие-то неприятности, однако, занятая с утра до ночи, не придавала этому значения.

И вот однажды разразилась гроза.

В тот день, едва протерев глаза, Рукмини принялась собирать свой немудреный скарб. Дину молча подавал ей вещи. Удивленная Басанти наблюдала за ними.

— Что это ты делаешь? — наконец, не выдержав, спросила она у Дину.

— А ты что, не видишь? — с нескрываемым раздражением бросил тот. — Мы возвращаемся в деревню.

Слова Дину ошеломили Басанти, она даже не нашлась что ответить. После этого между ними не было произнесено ни слова. Басанти подхватила на руки Паппу и, крепко прижимая его к груди, молча следила за их сборами.

И вот, проводив их до автобусной остановки, с ребенком на руках она устало возвращается домой. Дину и Рукмини отправились в родную деревню. Басанти только что помогла им сесть в автобус и теперь шла, чувствуя в душе какую-то гулкую пустоту. Когда они стали втаскивать в автобус свой сундук, кондуктор сказал, что такой громоздкий багаж перевозить в автобусе категорически запрещается. Между кондуктором и Дину началась перепалка, и неизвестно, чем бы это все кончилось, если бы Басанти не сунула кондуктору монету в четверть рупии; кондуктор поворчал еще немного, но внести сундук все-таки разрешил. Прощаясь с Басанти, Дину шепнул, что он только отвезет Рукмини и ребенка, а сам непременно вернется назад. Но кто ж его знает, вернется он или нет? Сердце подсказывало Басанти, что теперь-то уж не вернется. Зачем возвращаться, если она ему больше не нужна?..

Бережно прижимая малыша к груди, Рукмини осторожно опустилась на сиденье. Она не скрывала своей радости. Басанти и Паппу она не удостоила взгляда, слова единого не сказала. Ну, не сказала, и не надо — экая важность! Хуже, что Дину на прощанье даже сына не приласкал. Правда, он взял Паппу на руки, но всего лишь на какую-то минуту и, когда кондуктор объявил отправление, сунул малыша ей и прыгнул в автобус. Даже не оглянулся. Второй раз бросил ее и укатил. Нет, теперь уж ему возвращаться незачем. Теперь он будет жить со своей Рукмини.

Дни стали длиннее, в воздухе был разлит тонкий аромат распускающихся деревьев, а солнечные лучи мягко ласкали кожу. С наступлением весны все вокруг сразу переменилось. Однако Басанти ничего не замечала.

Проходя мимо дома, где жила Шьяма, Басанти по привычке мельком взглянула на балкон, но навестить свою прежнюю хозяйку ей не захотелось. Она уже заранее знала, что сочувствия здесь не найти. «Уехал, говоришь? — заведет Шьяма. — Ну, разве я не говорила тебе, что змею ты пригрела на своей груди? Сколько раз твердила: как только появится у Рукмини ребенок, ему на тебя станет наплевать. Разве не я постоянно твердила тебе, что твой Дину — пустой человек и цена ему — две каури в базарный день? Говорила или нет? Он тебя уж напоил один раз из грязного башмака». Басанти давно знала эту манеру своей прежней хозяйки: в разговоре последнее слово должно быть за нею. И она ничуть не огорчится, узнав, что Дину снова бросил ее на произвол судьбы, более того, она даже будет рада, что ее предсказание в конце концов сбылось. Басанти перестала ходить к ней после той ночи, когда ребенок Рукмини заболел и пламя ревности, дни и ночи полыхавшее в ее груди, само собой угасло. Басанти совсем не хотелось снова выслушивать речи Шьямы. Однако, что бы ни случилось, первой, кого по старой привычке она вспоминала, была тетя Шьяма: а не пойти ли к ней, не поделиться ли своей радостью или горем? Но сегодня Басанти прошла мимо ее дома и направилась в сторону рынка.

Паппу уже подрос, и носить его на руках становилось все труднее. Устав, Басанти спускала его на землю, а он, крепко ухватившись за ее палец, делал первые неуверенные шаги.

Она все-таки рассчитывала сохранить тандур. Конечно, прокормить семью в пять человек на эти доходы — дело безнадежное, но обеспечить двоих можно было без особого труда. И Паппу постоянно будет на глазах. Потом сама жизнь подскажет, что делать дальше. А теперь хорошо уже и то, что холодный сезон позади и дни стали длиннее. Одной-то ей будет трудновато, однако вешать нос не стоит. Всегда можно пойти к своим. Как знать: может, Радха уже вернулась под родительский кров и согласится трудиться вместе с нею. А может, и мать захочет помочь. Не все ли равно ей, где работать? И едва она вспомнила о матери, как ей тотчас же захотелось повидаться с нею. В тот день, встретив дочь после долгой разлуки, мать впервые говорила с нею как с равной. Прежде, завидев Басанти, она презрительно морщила нос и отворачивалась. А все из-за того, что отца боится пуще огня. Правда, в последнее время соседи передавали ей, что при каждой встрече мать постоянно расспрашивала о ее житье-бытье.