Бхишам Сахни - Девушка с делийской окраины

В ту ночь, когда, прижимая к груди больного ребенка, она с улыбкой вошла в мазанку, Рукмини наконец поняла, что не погубить ее ребенка хотела Басанти, а, наоборот, вырвать из лап смерти. Ни слова не произнесла она тогда, только, громко всхлипывая, заплакала от радости. Сама же Басанти никак не могла разобраться, то ли действительно ребенок был при смерти, то ли она поддалась панике.

Теперь, после всех тревог и волнений, душа ее вновь обрела покой.

Несколько дней спустя она сообщила домашним о своем решении:

— Тут неподалеку я хочу поставить тандур. Вот и будем работать все вместе.

— Что ты мелешь? — скривился Дину.

— Я поставлю тандур, — спокойно отвечала Басанти. — И мы будем работать все втроем.

Дину все еще не мог взять в толк, о чем она говорит. Глядя на него, Басанти рассмеялась.

— Ну, что смотришь, как сыч? Повторяю тебе: я поставлю тандур. Тут неподалеку есть небольшой пустырь, вот там и поставлю. Будем печь лепешки, готовить приправу: ну, горох, овощи, еще что-нибудь и тут же продавать… Я узнала: когда-то там уже стоял тандур.

Дину сердито хмурился и презрительно кривил рот. Работа эта казалась ему слишком обременительной, более того, даже недостойной. Одно дело — готовить дорогие угощения на свадьбах, и совсем другое — печь на продажу грошовые лепешки! Однако на свадьбы его давно не приглашали, а никакой другой работы он так и не нашел, дома же — как-никак — две жены и два ребенка. Но выйти из роли хозяина и повелителя он уже не мог.

— Никакого тандура не будет, — изрек Дину. — Я сказал, и точка.

— Сейчас я одна работаю, и если раньше у меня было пять домов, то теперь осталось только три. На то, что я зарабатываю, нам не прожить. А поставим тандур, будем работать все втроем.

Дину заворчал, недовольный, но пререкаться с ним Басанти не стала. Уже на следующий день она приступила к делу. Кирпичи в изобилии валялись на задворках, и она потихоньку перетащила их на пустырь. От москательной лавки приволокла два брошенных за ненадобностью искореженных железных прута и сама же распрямила их. Пошли в дело и обрывок брезента — чтобы застелить площадку перед тандуром, — и три старых джутовых мешка, которые Басанти выпросила у Шьямы. Заприметив в кустах глиняный кувшин для воды — в холодный сезон в нем никто не нуждался, — Басанти прихватила и его. Все свои надежды она возлагала сейчас на дело, которое затеяла. Когда тандур будет готов и в нем заполыхает огонь, рядом она поставит большой, начищенный до блеска медный котел. Проходя мимо, всякий прохожий невольно почувствует голод. Лепешки будет печь Дину, а Басанти станет продавать их и получать деньги. Пройдет месяц-другой, и еще до наступления жары они сумеют сделать навес и купить лампу: при свете лампы торговлю можно продолжать даже с наступлением темноты. Заведутся деньги — дешевую лампу они сменят на газовый фонарь, свет которого будет виден издали. Рядом с тандуром будут возиться их малыши. Басанти, бывало, так размечтается, что уже чуть ли не наяву видит, как она сидит на площадке около тандура, рядом на брезенте спит ребенок Рукмини, ее Паппу играет разноцветными стеклянными шариками, а висящая на крючке лампа излучает ровный свет — словно маяк в будущее.

Наконец тандур был готов, и Басанти действительно принялась выпекать пресные лепешки, а ее малыш играл рядом. И среди первых клиентов, пожелавших отведать испеченных ею лепешек, — случается же такое! — оказался хромой Булакирам, который явился сюда в поисках Басанти и, проголодавшись, присел у тандура перекусить.

К этому времени, сменив Басанти, лепешки пек Дину, а сама она, сидя рядом, помешивала горох, варившийся в котле. Портной, к счастью, в лицо Дину не знал, а Басанти, еще издали заметив его, тотчас же натянула конец сари почти до самого подбородка и, сгорбившись, втянула голову в плечи.

Булакирам не спеша ел и попутно расспрашивал, не знают ли они подлеца по имени Дину, который уже во второй раз умыкнул у него жену, а если знают, то не подскажут ли, где он сейчас живет. Басанти усмехнулась и, наклонясь к Дину, прошептала:

— А ты спроси, кто его жена?

Булакирам назвал имя жены, и Басанти снова шепнула на ухо Дину:

— А теперь спроси, почему она сбежала от него?

Дину спрашивал — Булакирам пространно отвечал, а Басанти, не открывая лица, потешалась.

Закончив еду, Булакирам поднялся.

— Да благословит вас всевышний… А если ты, брат, узнаешь что-нибудь про этого подонка, сообщи парикмахеру по имени Чаудхри, он тут неподалеку сидит. А уж остальное мы сделаем сами. — И, постукивая посохом, удалился, а Басанти еще долго тряслась от беззвучного хохота.