Андре Асиман - Назови меня своим именем

Я выпустил тайну на волю. Если бы он заметил, что с того. Если бы он застукал меня, что с того. Что с того, что с того, что с того.

Возвращаясь к себе в комнату я спрашивал себя, решусь ли еще раз на такое безумие.

Тем же вечером я поймал себя на мысли, что прислушиваюсь, пытаясь определить, где сейчас находятся остальные. Позорное желание нахлынуло на меня быстрее, чем я мог представить. Прокрасться наверх было бы делом нескольких секунд.

Однажды вечером, читая в отцовской библиотеке, я наткнулся на историю прекрасного юного рыцаря, безумно влюбленного в принцессу. Она тоже влюблена в него, хотя, кажется, не вполне осознает это. И вопреки дружбе, завязавшейся между ними, а может, вследствие этой самой дружбы, он чувствует себя беспомощным и безгласным перед ее обезоруживающей искренностью, и совершенно неспособен завести разговор о своей любви. И вот как-то раз он спрашивает ее напрямик: «Что лучше: признание или смерть?»

Мне бы никогда не хватило смелости задать такой вопрос.

Но выговорившись в его подушку, как я понимал теперь, я по крайней мере на мгновение открыл правду, выпустил ее, даже получил удовольствие от этого, и если бы он случайно зашел в тот момент, когда я шептал слова, которые не смел сказать даже своему отражению в зеркале, мне было бы все равно, я бы не возражал – пусть он знает, пусть видит, пусть осудит, если пожелает. Только пусть не узнает остальной мир, даже если ты – мой мир, даже если в твоих глазах застынут ужас и презрение всего мира. Этот твой стальной взгляд, Оливер, я бы предпочел умереть, чем встретить его, признавшись тебе.

К концу июля ситуация достигла критической точки. Не вызывало сомнений, что после Кьяры была еще череда cotte [9] Влюбленности, увлечения. (ит.) , увлечений, коротких интрижек, связей на одну ночь, загулов, не важно. Для меня все сводилось только к одному: его член побывал везде в Б. Все девчонки трогали его член. Кто знает, в скольких вагинах он был, в скольких ртах. Картинка забавляла меня. Мне не составляло труда представить, как его обхватывает ногами лежащая под ним девчонка, его широкие, загорелые, лоснящиеся плечи двигаются вверх-вниз, как я воображал в тот день, когда точно так же обхватил ногами его подушку.

Разглядывая его плечи, пока он просматривал свою рукопись в раю , я не мог не думать, где они побывали прошлой ночью. Как легко и свободно двигались его лопатки каждый раз, когда он менял положение тела, как безмятежно они ловили солнце. Чувствовала ли на них соленый привкус моря та женщина, которая лежала под ним ночью и впивалась в него зубами? Или его лосьона для загара? Или запах, шедший от его простыней, когда я забрался меж них?

Как бы я хотел иметь такие плечи. Может, тогда я перестал бы желать их?

Муви стар.

Хотел ли я быть как он? Быть им? Или просто хотел обладать им? Или «быть» и «обладать» не способны выразить тот спутанный клубок желаний, когда касаться кого-то и быть тем, кого жаждешь коснуться, это одно и то же, просто два берега реки, которая течет от тебя к нему и обратно в непрерывном круговороте, где тайники сердца, скрывающие желание, и ход времени, и ящик с двойным дном, называемый личностью, подчинены изощренной логике, согласно которой кратчайший путь между реальной жизнью и выдуманной, между нами и нашими желаниями – это нескончаемая лестница, выстроенная жестокой фантазией М. К. Эшера? Когда нас разлучили, Оливер? И почему я знаю это, а ты – нет? Хочу ли я заполучить твое тело, представляя тебя рядом с собой каждую ночь, или хочу влезть в него и владеть им, как своим, как влез в тот день в твои купальные плавки и снова снял их, сгорая от желания вобрать тебя всего, как если бы мое тело целиком было твоими купальными плавками, твоим домом? Ты во мне, я в тебе…

Затем наступил тот день. Мы сидели в саду, я пересказывал ему только что прочитанную историю.

– Про рыцаря, который не знает, признаться или умереть. Ты рассказывал.

Очевидно, я забыл, что уже упоминал о ней.

– Да.

– Ну и что, признается он или нет?

– Лучше признаться, ответила она. Но она держится настороженно, предчувствуя подвох.

– Так он признался?

– Нет, уклонился.

– Ожидаемо.

Час был ранний, в тот день никому из нас не хотелось работать.

– Слушай, мне нужно забрать кое-что в городе.

Кое-что всегда означало последние страницы от переводчицы.

– Я съезжу, если хочешь.

Он помолчал какое-то мгновение.