Андрей Бинев - Тихий солдат

С Полнером, однако, Павел больше никогда не увидится. Это был короткий, хоть и чрезвычайно важный эпизод в его жизни; так же, как и та встреча на финской войне с Боровиковым. Но он услышит о Полнере от кого-то уже после войны. Тот получит всего одно легкое ранение, будет у Рокоссовского заместителем начальника оперативного отдела штаба фронта, весь сорок первый и первую половину сорок второго года «ночные ведьмы» на своих фанерных этажерках «У-2» будут забрасывать его в тыл к немцам, откуда он будет продолжать выводить тысячи окруженцев, а позже, в сорок третьем, примет участие в разработке «Курской дуги», дойдет до Польши, ворвется в разрушенную почти до основания Варшаву и в конце сорок четвертого его отзовут в академию Фрунзе на преподавательскую работу. Так Моисей Полнер, имея за плечами две войны, две академии, научную диссертацию и несколько учебников, останется полковником (еврей почти не имел шансов сделать генеральскую карьеру), будет вести в академии Фрунзе курс тактики, а потом уйдет из армии очень рано, совершенно больным человеком. Он умрет в 68-м году в возрасте шестидесяти трех лет в военном госпитале имени Бурденко. Будет лежать, похудевший, бледный, слабый, в отдельной палате и печально смотреть в серый потолок. Что он будет видеть там? Бесчисленные карты сражений, лица людей, которых он спас, а может быть, генеральские погоны, которые он так и не получил? Он попросит не приводить к нему двух маленьких внуков, чтобы они не запомнили его таким. Ведь всю жизнь полковник был сильным и уверенным в себе человеком. Таким и должен запомниться детям своей единственной дочери! Иначе они раньше времени поймут о жизни то, что им пока еще очень рано было понимать. Они должны окрепнуть внутренне и только после этого ощутить в себе ту же стержневую силу, ту же безоговорочную веру, что была у их деда, да и у всего того железного поколения. Поколение тихих железных солдат… Они живут, как им велят, а уходят в сиротливой тишине.

Возможно, Павел окончательно забыл бы об этом человеке (ему ведь еще придется пройти через такое, что должно было бы начисто вытравить из памяти все случайные и короткие встречи), но через три года в лазарете родная сестра полковника Полнера, военврач, будет латать его тело, изувеченное своим же снарядом. Вот тогда, в тяжелом бреду, Тарасов вспомнит и этого полковника.

…Но был еще один полковник, появившийся буквально на полчаса в его судьбе, и тем своим коротким появлением кардинально изменивший всю его дальнейшую жизнь. Имени этого полковника Павел не знал. Он помнил лишь, что это был стройный, высокий красавец в новой офицерской форме, только-только появившейся наряду с таким устаревшим понятием, как офицерство.

Это был последний день его службы у маршала Семена Буденного, тогда уже шла весна 1943-го года.

После тех боев, в сорок первом, после получения ранения в Котельниках во время штурмовой атаки немецкой авиации, Павел еще несколько раз выезжал во фронтовую полосу. Буденный упрямо продолжал держать его при себе.

В январе сорок третьего Семен Михайлович был назначен главнокомандующим кавалерией. До того он успел побывать командующим Северокавказским фронтом. Павел ни разу не выезжал с ним туда, но до него доходили нехорошие слухи, что маршал проваливал одно поручение за другим, и лишь защита Сталина уберегла его военную карьеру от полного краха.

Перевод Буденного на командование как будто бы лишь парадного рода войск, а именно – кавалерии, было иезуитским, издевательским наказанием вождя, известного в этом смысле особым, жестоким остроумием. Буденный чувствовал это, очень переживал, стал часто выпивать, вел себя несдержанно, нервно. Он больше был не в силах доказывать, что коней и всадников еще очень рано выводить из разряда боевой силы, потому что только они были способны поддержать и прикрыть пехоту во время длинных марш-бросков или стремительных атак. Но у противников «кавалерийской» теории были свои аргументы. Первый из них – трудное воспроизведение нужной популяции лошадей, их дорогое содержание, уход и прокормка. Слишком быстро они гибли в бою. Тут уж точно – не в коня корм! И второй аргумент – им противопоставлялась высокая боевая мощь противника, вооруженного точным скорострельным и автоматическим оружием, а также эффективной артиллерией и бронетехникой, которую так не любил Буденный.

Словом, чаще всего в то время Семен Михайлович пребывал в дурном расположении духа.