Андрей Бинев - Тихий солдат

Ведь тот полковник …, тоже Павел…Герасимов…жив! Он больше не безымянный «Сотрудник», не лейтенант, не капитан, а целый полковник. Он у самого всесильного Суслова в личной охране, может быть, даже самый главный там! Он жив, а на месте нежной родиночки глубокий шрам, оставленный Павлом. Но главное то, что он все понял! Он тоже, оказывается, думал о жертвах, напрасные, ненапрасные и даже переживал, что не догнал убийц Ватутина. Павлу показалось, что все это вместе не давало ему покоя. Иначе бы он искал потом, после того страшного удара, Павла.

Значит, нет больше ни у кого никакой вины? Война для них закончилась? Он-то думал, что она тогда для него закончилась, в той кафельной уборной, в Кремле, а она только сейчас закончилась! Столько лет! Вот дурак! Жизнь разменял! А сколько еще осталось? Надо торопиться! И Маша тут одна, в этой Лимонии, Сазан какой-то, магазин, сынок… Свиньи эти… Да как же он ее бросил? Она его столько раз спасала, а он…, он и есть первая свинья!

Ноги несли его так стремительно от платформы Петровско-Разумовской, что он уже через несколько минут, запыхавшись, отсчитывал один массивный серый прямоугольник дома за другим, стоявшие тылом к заплаканной, размокшей Лиственничной аллее. С другой ее стороны чернели опытные поля, огороженные колючей проволокой с капельками воды на кривых остриях.

А вот и четвертое от моста здание, последнее в ряду, за ним поворот и разбитый, ржавый грузовой ЗИС, а дальше, наверное, та самая автобаза, на которой раньше работал сторожем жалкий пьяница с бабьими глазами и с треухом. Окна серого, промокшего здания светились слабыми желтыми лампочками. На них не было занавесок, от чего вид у всего этого был сиротливый, неприютный.

Павел обошел здание и увидел во внутреннем его углу подъезд с разболтанной дверью, над которой сверху свисала отцепившаяся ржавая пружина.

Из двери вдруг пулей вылетел полный молодой блондин и крикнул себе за спину что-то грубое, злое, потом вызывающе рассмеялся и проворно, удивительно для его комплекции, промчался мимо. Павла противно обдало тяжелым винным перегаром. Следом выбежал крепкий, смуглый парень, постарше, и погрозил тяжелым кулаком с побелевшими от напряжения костяшками. Увидев Тарасова, остановился и внимательно, остывая, посмотрел на него. Единственная слабосильная лампочка под козыречком тревожно осветила Павла, отбрасывая серые тени на его лицо.

– Чего? – спросил смуглый низким голосом и повернулся боком, пряча за спиной кулак.

– Я женщину одну ищу…, она тут, вроде, работает… – негромко ответил Павел и постарался ближе подойти под слабый свет лампочки.

– Какая женщина? Тут мужское общежитие, – хмуро ответил парень с заметным кавказским акцентом и быстро отступил к двери.

– Вахтер она, вроде бы, – в голосе Павла послышалась мольба.

– Как зовут? – смягчился несколько кавказец, продолжая ощупывать Павла внимательным, изучающим взглядом.

– Машей…, Марией ее зовут. Мария Ильинична.

Смуглый вдруг широко улыбнулся:

– А! Есть такая… Вахтер. Тетя Маша! Хорошая женщина!

– Она здесь сейчас? – сердце Павла подпрыгнуло, ударило в горле.

– Конечно. А вы кто?

– Я…я ее муж…

– Муж? – смуглый искренне удивился и еще раз с головы до ног недоверчиво осмотрел Павла, – Хорошо, заходите. Я комендант, Расул. В аспирантуре здесь учусь…

Он вдруг солидно протянул вперед крепкую, жилистую руку, которую только что сжимал в кулак. Павел поспешно принял ладонь Расула. Хватка у того была медвежья, даже для сильного Павла заметная.

Из распахнутой серой куртки на груди Расула выбивались густые, курчавые, с рыжинкой, волосы, шея, крепкая, с взбухшими полными венами, мощно и в то же время изящно уходила через острый кадык под раздавленные, как у борца, уши, а на голове, рано лысеющей, все еще топорщился упрямый черный ёжик. Темно-карие серьезные глаза, несколько длинноватый нос, пухлые, налитые темной кровью губы над раздвоенным, тяжелым подбородком – все это вместе вызывало ощущение мужественности и силы. Особое впечатление добавляла синяя, густая двухдневная щетина на его подбородке, щеках и шее.

Расул запахнул куртку и приглашающим жестом указал Павлу на темное жерло подъезда, пропахшее чем-то острым, пряным.

– Извините, товарищ, дорогой, – сказал уже в спину Павлу Расул низким басом, идя следом, – Земляки собрались… Заходите, гостем будете… А тетя Маша у нас сидит…, она тут всегда хозяйка!

Поднялись на два холодных пролета по темной каменной лестнице и тот же запах незнакомой, нерусской стряпни уже с особенной силой шибанул в нос.