А то, что наступало теперь, иначе, чем одиночеством уже было не назвать. Всё, что он делал до сих пор, все, что поддерживало его или, напротив, мешало, теперь становилось лишь аккуратной шуршащей страничкой в серой книжке и проваливалось в прошлое.
Павел перевернул еще несколько страничек и увидел длинный список своих наград, поощрений, сухих благодарностей и упоминаний о премиях к праздникам и знаменательным датам. Опять печати, числа и подписи.
Дальше был «военный билет» с совершенно непонятными значками, номерами частей, с записью о ранениях и номерами госпиталя и каких-то лазаретов, о которых он и не помнил уже. Аббревиатуры, номера, дробные знаки и еще что-то, совершенно не запоминающееся. На первом развороте его малюсенькая, бессмысленная фотография и несколько строчек с анкетными данными.
Вот и всё! Жизнь тихого солдата, незаметная и скромная. Таких десятки, сотни тысяч. Повезло лишь тем, кому судьба даровала счастье держать в руках эти сухие в сущности документы. Те же, чей путь оборвался, видеть этого не могли, и лишь в пыльных архивах теперь также тихо лежат никому уже ненужные бумаги, тощие книжки с фотографиями юных и неюных лиц, давно истлевших в своей или чужой земле. Было трагическое множество и таких, о которых даже этого не осталось. Они прожили короткую, незаметную жизнь, что-то ее оборвало: снаряд, пуля, осколок, удар штыком, ножом, сапог охранника, отравление газом, огонь чудовищной печи или голод, болезнь, каторга. Словом, приходило окончательное забвение, будто их, тихих солдат и несолдат, никогда не существовало на свете. Но ведь зачем-то нужна была их жизнь и еще больше – их смерть? Если жизнь была слишком слаба, чтобы сдвинуть колесо истории хоть на миллиметр, то смерть тысяч и тысяч таких неприметных людей сделала свое великое эпохальное дело. История со скрипом покатилась дальше. Без единой записи о них в серых книжках, без фотографий и документальных свидетельств.
Перед Павлом на столе лежала вся его жизнь, уместившаяся на нескольких страничках в тоненьких, скучных документах. Подумав об этом, он вдруг с облегчением почувствовал, что в его почти опустошенном сердце все же еще оставался сухой песочек жизни, которую ему судьбой даровано продлить.
Маша печально смотрела на Павла из-за стола, прикусив нижнюю губу. Павел поднял на нее глаза и медленно положил растерзанный им сверток на потертую, блеклую клеенку.
– Значит, уволен? – упавшим голосом спросил он и покачал головой, и тут же заметил, что точно так же, как она, прикусил нижнюю губу.
– Образования не хватает, товарищ старший сержант! – невесело усмехнулась Маша, – Начальство подмахнуло приказ не глядя. Я забрала документы из твоего кадрового отделения…, как будто на переподготовку…, и тут же внесла тебя в общий приказ. Ты уволен со вчерашнего дня, Паша. Твоему командованию отправлено срочное уведомление. Я звонила им. Сначала кто-то там начал орать… Дескать, это не наше дело и всё прочее! Но я им зачитала приказ по ведомству и они успокоились. Сдашь все, что тебе полагалось, подпишешь у них еще какие-то бумажки и всё. За день обернешься.
Она устало провела руками по лицу, без сил опустилась на стул:
– Уезжай, Паша! Домой…на Тамбовщину. Встанешь там на воинский учет…, в военном билете все сказано – снят со спецучета… Ты только не задерживайся…, а то накажут… Это ж как дезертирство …
Павел невесело кивнул несколько раз головой, медленно обошел стол и прижал обеими руками Машину голову к себе. Она обхватила его руками и тихо, беззвучно зарыдала. И вдруг торопливо зашептала, точно пытаясь заговорить слезы:
– Ты в общежитие зайди…, забери вещи…, у тебя там немного… На вахте скажи…скажи…на учебу, мол, уезжаешь… Освобождаешь, мол, площадь…временно. К ним приказ только через три дня придет, не раньше… Да и то в ХОЗУ…, а этим все равно. А ты уезжай! Домой, Паш…, домой! Потом устроишься…, может, в Сибирь поедешь… Там народу сейчас много…, затеряешься… А я тут присмотрюсь пока, …что к чему…, ты напиши…, без обратного адреса, я отвечу…на почту… «до востребования». А то сам знаешь,…прицепятся… Возьми фибровый чемодан, он под кроватью лежит…, там у меня кое-какие вещи, так ты их вынь… Уезжай, Пашенька, уезжай скорее! У нас говорят…, будто какой-то офицер упал в уборной, в полку…, то ли умер, то ли нет…
– Умер! Я сам…, я видел… Умер!
– Вот…, завтра иди к своим, сдавай пропуск, …все, что потребуют, и сразу уезжай. Авось, обойдется… Может и вправду решат, что он сам упал… Бывает же такое…! Да? Пол скользкий…, ну и …не удержался…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу