Андрей Бинев - Тихий солдат

А еще ее смущала влюбленность Пети Богданова, подслеповатого, суетливого брянского юноши, которого в строевую часть не взяли из-за зрения, зато определили сначала санитаром, а потом даже фельдшером в их же военный госпиталь. У этого Пети отец был художником, а мама учительницей. Незадолго до войны отца вдруг арестовали, но Петя поначалу даже не знал за что. Только через неделю или две после ареста они с испугом прочитали в местной партийной газете, что глава их семьи был в своем творчестве «буржуазным формалистом» и писал полотна не во имя, а вопреки вкусам народа. Что это за жанр такой они не знали и таких страшных оценок ни от каких критиков раньше не слышали.

Маму с Петей вынудили уехать из Брянска в деревню к ее дальним родственникам и там жить под надзором вечно пьяного участкового уполномоченного. Об отце они так больше ничего и не узнали. А тут как раз война, все куда-то побежали, и они с мамой, потому что боялись оказаться в немецком тылу. Мама говорила, им это вообще никак нельзя, потому что папа у них «формалист» и «враг народа». Добежали до Коломны, но и тут не удержались, немцы давили здорово со всех сторон. Пришлось ехать теперь к отцовским родственникам в Муром. А те приняли плохо, открещивались не только от них, но и от самого «формалиста», хотя у них везде были развешены его полотна (он раньше часто ездил к ним на лето и осень, много там писал).

Однако к тому времени Петя уже мог пойти в военкомат – подошел возраст. Его, из-за зрения никуда не брали, но он уговорил отправить его хотя бы в санитарный эшелон, хоть кем-нибудь!

Мама осталась в Муроме, а у него началась настоящая военная одиссея: фронт, раненые, умирающие, операции прямо на колесах, километры окровавленных бинтов и сотни километры путей, а еще ведра крови, бомбежки, обстрелы, потом тыл, госпиталь, короткая передышка и вновь дорога во фронтовую полосу, в самое пекло. Петя научился делать перевязки, колоть, резать и отрезать, и даже отпиливать. Он решил, что после войны непременно поступит в медицинский, будет специализироваться на хирургии. Еще ему очень нравилась специальность ортопеда, которая на фронте была востребована реже других, хотя тоже случалось и такое: переломы, смещения, крошево костей. Непременно стремились к ампутации, потому что возиться с больными, подвешенными на кронштейны и крючки на долгие месяцы, никто не мог. Тут во фронтовых госпиталях бесконечный конвейер: жизнь-смерть, жизнь-смерть, жизнь-смерть. А ортопедия – это только жизнь, да еще непременно с комфортом для бывшего больного. В этом ее конечная цель. Петя считал, что хирургия именно в этой области и есть самая настоящая мужская работа. Вот этим он и думал заняться по окончанию войны.

Очень мешало ему и очень радовало одновременно присутствие Нади Ковалевой. Хорошо, что она здесь, что рядом с ним, но разве можно все время думать о ней, когда такие трагедии вокруг, когда столько гнойных ран, когда гангрена, почти как насморк в мирно время, когда мрут солдаты, будто их не в госпиталь, а на кладбище везли! А тут Надя Ковалева, со своими светленькими кудряшками, и с тонкими сухими губками, и с зубами такими кривенькими, но очень хорошенькими и по-своему трогательными. Ну, просто очень!

Петя постоянно к кому-нибудь ревновал Надю.

То к капитану-танкисту, которому он же помогал в операционной отпиливать ногу под левым коленом, а тот исступленно орал, что найдет Петю Богданова и голову тому самолично отпилит.

То к летчику-майору, у которого обгорело пол-лица и нагноилось плечо. Ему тогда еле спасли руку. Однако он все равно умер, потому что у него вдруг случилось прободение старой, скрываемой им от всех еще до войны, язвы. Берта Львовна говорила, что это случилось на фоне общего ослабления организма и от того, что тому летчику пришлось прописывать такие лекарства, которые с его язвой были не совместимы. А без них никак!

То к одному старшине, морскому волку, одесситу. У того вырвало взрывом кусок ягодицы. Он очень смущался, стыдился срамной раны, а все знали, что это одно из самых болезненных и опасных ранений, потому что там много нежной ткани, а еще мышц и важных сосудов у человека проходит. А старшина в бреду постоянно требовал вернуть ему тельняшку и бескозырку. Они единственные могли украсить его, даже при вырванном клоке на тыльном причинном месте. Эти два обязательных предмета морской одежды моряки с собой носили постоянно, даже когда их, списанных с потопленных кораблей, строжайшим приказом переодели в обычную военную форму и сделали сухопутными бойцами. Старшина, как только пришел в себя, стал хватать Надю за руки, страстно тянуть к себе, шептать что-то, обещать, клясться, божиться. Петя тут же вбивал ему в неповрежденную ягодицу успокоительный укол, хотя это был страшный дефицит и полагался только совсем уж возбужденным раненым, способным причинить себе или окружающим вред. Но, видимо, поведение страстного морского волка Петя считал поистине опасным для ближних.