Андрей Бинев - Тихий солдат

Солдат подумал, что кому-то выгодно поскорее устранить единственного свидетеля той страшной бойни. Ему казалось, что и его окунули в эту отравительную грязь. Да еще этот самодовольный рязанец рядом, со своим нетерпением поскорее освободиться, бесил ленинградца.

Ему еще не приходилось участвовать в расстрелах – не назначали, видимо, лишь потому, что плохое зрение и здесь может помешать делу.

А Павел действительно уже отчаялся объяснять, и как все случилось, и как он выжил, и как один возвращался назад. Это был долгий, изматывающий путь по лесам к штабу армии, в Ровно, и голод, и холод в мерзлом еще лесу, и случайная встреча с вооруженными людьми, сказавшимися партизанами, но не выходившими почему-то из лесов. А потом побег от них – от двух подростков, вооруженных трофейными немецкими «шмайсерами», и стрельба по нему, как по петляющему зайцу, и многое, многое другое, что пришлось пережить, прежде чем он, наконец, добрался до окраины Ровно.

Полковника Ставинского не было. Его встретил высокий голубоглазый майор, чуть выпивший, с беспокойными, нетерпеливыми глазами. Он, нервничая, выслушал сбивчивый рассказ Павла, оборванного, усталого, голодного и тут же приговорил:

– Путаешь ты чего-то, солдат! Бросил своих и дал деру. А теперь все хочешь свалить на какого-то лейтенанта. Мне, кстати, его приметы ни о чем не говорят. Не было у нас тут такого с пятнышком на виске. С горошинку, говоришь? Не припомню я такого человека. Ты – дезертир и трус. Где твои документы?

– Так у полковника Ставинского, товарищ майор. Как положено… Мне младший лейтенант Куприянов приказал вернуться и доложить. Еле же дошел!

– Не знаю никакого Куприянова. У нас тут в штабе армии такого нет и никогда не было.

– Так он же командир отдельного разведвзвода… Я же докладывал!

Майор раздраженно отмахнулся и крикнул в приоткрытую дверь кабинета:

– У ну-ка этого…в подвал. И жрать не давать!

Сначала была долгая, холодная и очередная голодная ночь в сыром подвале бывшего панского имения, потом, утром, Павла вывели наверх и втолкнули в другое помещение. Кроме майора, там были еще один капитан и подполковник. Павел не знал в лицо ни одного из них. Подполковник, холеный тыловой офицер, в новенькой, чистенькой пехотной форме, с таким же новеньким орденом Боевого Красного Знамени, поглаживал пальцами вертикальные усики под носом и многозначительно молчал. Бесновался один лишь капитан. Полный, тяжело дышащий и, в отличие от подполковника, в небрежной, давно не стиранной, почему-то артиллерийской, форме, заливался бордовой краской и истерично верещал:

– Да я тебе матку наизнанку выверну, сука! Кто, говоришь, предатель? Лейтенант? С горошинкой? Нет у нас такого лейтенанта! Понял?! Ты-то сам откуда взялся? Разведчик? Никто никуда из штаба не уходил. Ты все врешь! Шпион ты! Или обычный трус! Дезертир! Ты кто вообще такой!

– Товарищ капитан! – губы Павла задрожали, – Да мои документы у полковника Ставинского! Там все сказано! Тут недоразумение какое-то… Я не дезертир, товарищ капитан!

– Тамбовский волк тебе товарищ! – вдруг захохотал капитан, а за ним следом и майор. Подполковник только прозрачно усмехнулся.

Тарасов вдруг похолодел, догадавшись, что они хорошо знают его биографию. Это отвратительный спектакль. Все бессмысленно, его просто не хотят слушать.

Им ведь все известно – и этот «Сотрудник», и его секретное задание, и то, что, видимо, разведчиков действительно вели на убой. А вот Павел неожиданно для всех вывернулся, и теперь он здесь – смертельно опасный враг. Он – свидетель массового убийства. Это предательство внутри штаба! Наверное, тут и запланировали убийство Ватутина! К тому же, почему-то нет полковника Ставинского с их документами? Он вдруг ясно вспомнил и печальные взгляды полковника перед их уходом, и то, как он махнул рукой и, не прощаясь, вышел из разбитого класса. Они тогда уже все знали! И эти трое, и «Сотрудник», и полковник! Предательство! Враги! Потом они оформят гибель сводного разведвзвода, как неудачное боестолкновение с противником, спишут все на младшего лейтенанта Куприяна Куприянова, а его, старшего сержанта Павла Тарасова, обвинят в дезертирстве и в трусости. И концы в воду! Никто никогда не догадается, что в действительности произошло на той мельнице.

Но полковник Ставинский все же появился. Он вошел в кабинет в последний момент, когда Павел перестал отвечать на одни и те же вопросы, а апоплексичный капитан уже трижды очень умело ударил его полным, тяжелым кулаком по ребрам. Павел все это время стоял перед офицерами, без ремня, в свободно выпущенной гимнастерке, сцепив, по их распоряжению, руки за спиной.