Юрий Нестеренко - Комбинат

— Так атмосфера же! Медитация, практически. А потом, когда тут же, на природе, ушицу варишь и задушевно беседуешь, это как бы катарсис… Дожди, кстати, если подальше от города отъехать, уже не такие частые. Но после них клюет хорошо.

— Ну, с КГБшником на пенсии понятно. Коли он больше не ловец человеков, так хоть на рыбе отыграться. Но мне казалось, у байкеров катарсис наступает от прямо противоположного. От того, чтобы гнать толпой на бешеной скорости, а не сидеть в тумане у реки с удочкой.

— Так ведь человек, Николай Анатольич, — Михаил наставительно поднял вилку с куском селедки, — существо сложное и многогранное. Хотя, — добавил он пару секунд спустя, — чаще все-таки тупая скотина.

— Которую должно резать или стричь, — кивнул Николай. — Под предлогом борьбы за здоровый образ жизни.

— Ну что значит под предлогом? Они действительно по-другому не понимают… Вы думаете, я не пробовал? Думаете, я всю жизнь колбасой торговал? Я, вообще-то, учитель по образованию.

— Вот как? — удивился Николай. — По какому предмету?

— Русский язык и литература.

— Надо же, — Селиванов покачал головой.

— Что, не ожидали от байкера и акулы капитализма впридачу? Думали, литератор — это непременно в пенсне и с бородкой клинышком?

— Нет, — рассмеялся Николай, вспомнив свою собственную учительницу литературы, больше походившую на сталинскую комиссаршу. — Но, признаться, и впрямь не ожидал. Вы и по специальности работали? В школе?

— Работал… Сеял разумное, доброе, вечное. Но потерял я только время. Когда я сразу после педа устроился, директор Сердечный Николай Палыч — это фамилия у него такая была, Сердечный, сейчас покойный уже — знаете, что мне сказал? «Забудьте все красивые слова, которым вас учили. Ваша задача — держать класс. Это не милые детки, жаждущие знаний. Школу они ненавидят, и с этим бесполезно бороться — это надо просто принять, как данность. Это стая, в которой вы должны быть вожаком», сейчас бы он, наверное, сказал «альфа-самцом», но тогда таких слов никто, кроме биологов, не знал. «Вожаком, который давит любой бунт в зародыше и никогда не промахивается. Вы знаете, что бывает с Акеллой, когда он промахнется. Впрочем, — добавил он, вы ведь сами не так давно были школьником и должны все это помнить.» Ну да. Я помнил, как учителя на нас орали, кое-кто и ударить мог. Собственно, мое желание стать учителем родилось, наверное, из чувства протеста. Я буду не таким, я покажу, как надо! Меня дети будут уважать, а не бояться! Ага, щас, как теперь говорится… Ну я ладно, я еще достаточно толстокожий. Быстро понял, что к чему, и сделал выводы. Но вот была у нас, уже в начале девяностых, одна девушка, Ирочка Вешнякова… учительница музыки и рисования. Это вообще гиблые предметы были, там учителя дольше пары четвертей не задерживались — постоянные срывы уроков, массовые прогулы и все такое. Там фельдфебель из концлагеря был нужен, а не учитель — только где ж вы найдете фельдфебеля, способного учить музыке и рисованию? А Ирочка — это вообще было такое неземное создание… идеалистка, какие по всем законам здесь вообще рождаться не должны. Ну и внешность тоже соответствующая — большие синие глаза, пушистые ресницы, чудесные золотые волосы…

— Вы были в нее влюблены?

— Ну… в общем, в какой-то степени да. Хотя со Светкой у нас в то время все нормально было. Но мужчина не моногамен, вы знаете, это же биология… Но к Ире я даже не пытался подкатываться. Школа — такое место, где все на виду, непременно пошли бы слухи… а главное, она бы ни за что не согласилась связаться с женатым. Я даже не хотел оскорблять ее подобным предложением. Так вот, она пыталась завоевать детей добротой. Добилась от директора разрешения разрисовать унылые школьные стены сказочными персонажами — он не хотел, говорил, что ничего хорошего из этого все равно не выйдет, что единственное, на чем держится школа — это строгость и дисциплина, а всякие зайчики и белоснежки уместны только в детском саду. Но она добилась, на свои деньги купила краски — подумайте, сколько нужно красок, чтобы расписать стены на целом этаже! — трудилась в каникулы, в свои законные выходные… И что? Через несколько дней после начала занятий все эти ее добрые картинки были изрисованы половыми органами. Директор распорядился вызвать маляра и все закрасить. Ирочка потом рыдала в учительской… но сказала, что все равно не уйдет, что будет бороться. Ее травили, конечно, как и ее предшественниц, хотя некоторых учеников ей все же удалось заинтересовать — она хотела поставить музыкальный спектакль, набрала желающих, но уже на вторую репетицию никто не пришел. Их побили одноклассники за то, что «выделываются» и «к училке подлизываются». А через месяц Ирочку изнасиловали и убили.