— Я? Помилуйте, Николай Анатольевич, да ведь это вы завели разговор о преступниках. Я говорил лишь о сохранении государственных тайн.
— Ну ладно. Гостайны я, сами понимаете, публиковать не собираюсь, а если бы даже и хотел, редактор бы не позволил. Но все-таки мне надо иметь какое-то представление о предмете моей статьи. То есть о комбинате. Ну пусть даже в общих чертах. Вот вы, Аркадий Семенович, говорите, что так или иначе к нему имеет отношение весь город. А вы тоже там работали?
— Ну, в общем, по роду службы имел некоторое касательство. Но, замечу, даже я никогда не был на внутренней территории.
— А мне показалось, вы описывали храм так, словно его видели.
— По фотографиям, только по фотографиям.
— А можно мне взглянуть на эти фотографии?
— Боюсь, что они для служебного пользования, Николай Анатольевич. И уж, само собой, дома я их никогда не хранил, а уж после выхода на пенсию и подавно.
— Господи, да что ж в храме-то может быть секретного? Я так понимаю, там сейчас какой-нибудь склад или котельная… нет? Лаборатория? Ну все равно, это же внутри, а не снаружи… Или там что-то настолько специфическое, что его и снаружи видно? Какие-нибудь хитрые антенны торчат? Купола в излучатели переделаны?
— Заметьте, Николай Анатольевич, я вам ничего не говорю. Вы сами строите предположения и сами делаете из них выводы. А я просто пью чай, — в подтверждение своих слов старик сделал маленький глоток.
— Но вы-то знаете, что производит комбинат? Ну то есть сейчас он, как я понимаю, ничего не производит или почти ничего — но в принципе?
Васильчиков молча улыбнулся и взял с тарелки печенье.
— Кое-что, между прочим, я и сам уже знаю, — заметил Селиванов. — Например, что это производство вредное. И что для него привлекались бывшие зэки… и не бывшие тоже. И эта ваша атмосферная аномалия… она ведь связана с комбинатом, так? Уж не… климатическое ли оружие?
— Прежде, чем вы совсем ударитесь в научную фантастику, Николай Анатольевич, хочу вам сказать, что эта аномалия была здесь всегда. Во всяком случае, столько, сколько существует город.
— Но связь все-таки есть, полагаю. Только обратная. Если не пасмурная погода порождена комбинатом, значит, это комбинат построили в таком месте, где всегда пасмурно. Удобно в плане защиты от спутников и самолетов-шпионов… хотя, вы ж сказали, комбинат в первые годы советской власти строили, — перебил сам себя Николай, поняв, что гипотеза не выстраивается.
— Не строили, а расширяли. А так он, под разными именами, и до революции существовал, хотя и в более скромном виде.
— Вот как? Как частное предприятие?
— Нет, всегда как казенное.
— Преемственность, стало быть, — кивнул Николай.
— А то как же. Почитай, четыреста лет без сбоев отработал, пока перестройка не началась… при Ельцине ждали, что вообще закроют, но бог, как говорится, миловал. Говорят в кабинете директора висят портреты всех его предшественников, включая и тех, кто был репрессирован… но сам я не видел, не знаю. Скорее все-таки легенда. Вряд ли портреты всех сохранились, самых ранних особенно.
— И много директоров было репрессировано?
— А то как же. В конце тридцатых так вообще чуть не каждую неделю менялись, и в начале войны тоже. Но не только. При Петре, например, двоих казнили.
— Даже так? Впрочем, Петр это дело любил. При нем население России, помнится, сократилось чуть ли не на четверть. В том числе и лично практиковался — тут он, надо сказать, даже Сталина переплюнул. Сталин, конечно, тоже убивал своими руками, когда добывал деньги для большевиков вооруженными грабежами — но это было, так сказать, утилитарно, а не из любви к искусству…
— Зато, как ни крути, и державу поднял.
— Сталин или Петр?
— И тот, и другой. Вы несогласны, Николай Анатольевич? Если оставить в стороне средства и смотреть только на результат.
— Какой результат? Обескровленная страна, уничтожение генофонда, нищета и рабство?
— Ну, не только это. Сравните страну в начале и в конце их правления.
— А, вы опять про телевизоры и холодильники? Или там Петербург с демидовскими заводами и Комсомольск-на-Амуре с Днепрогэсом? Атомная бомба, у американцев украденная? Так я опять повторю — сравнивать надо не с первым годом правления, а с тем, чего добились за то же время другие страны. И какую при этом заплатили цену.
— Ну так давайте сравним. У какой еще страны в мире такая территория?
— Три четверти которой непригодны для жизни, — фыркнул Николай. — Тоже мне достоинство.
Читать дальше