Юрий Нестеренко - Комбинат

Вот, стало быть, в каком грехе рожден был Петька — и вот что терзало Славеста с тех пор, как он узнал правду. Маша была его единокровной сестрой. Кажется, инцест он считал делом более страшным, нежели убийство миллионов во имя коммунистической идеологии. Впрочем, результат этого инцеста действительно оправдывал древнее табу.

— А Васильчиков? — мягко спросил Николай. — Я имею в виду старшего. Следователя. Ему было нужно… то же самое?

— Вы же понимаете, я уже не была невинной девушкой, когда шла к нему. Я знала, что ему может понадобиться. Но я не подозревала, что это будет так… грязно. Он и его дружки… из того же ведомства… И все тот же разговор — только попробуй жаловаться. Только теперь все было гораздо хуже. Я не могла даже сбежать, хотя меня не арестовывали. Потому что от них зависела жизнь отца. Они оставили меня в покое сами, когда уже слишком заметно вырос живот. Им стало противно. Переключились на кого-то еще… А отца, как вы знаете, все равно убили, — помолчав, Алевтина Федоровна добавила: — Честно говоря, я надеялась, что после всего, что они со мной делали, будет выкидыш. Но, как говорится, все к лучшему. Не родилась бы Маша, не было бы и Светочки… Вы только ей про это все не рассказывайте, — спохватилась старуха. — Незачем ей это знать.

— Не буду, — автоматически пообещал Николай и тут же вспомнил, что собирался вставить эту историю в свою статью. Конечно, не называя имен, но причастные лица все равно все поймут… Впрочем, если он разгадает тайну комбината — и если его предположения, на первый взгляд фантастические, подтвердятся — то это будет сенсация, далеко затмевающая не только этот сюжет (отдающий, по правде говоря, индийской мелодрамой), но и клуб «Вервольф» с его покровителями в органах.

— Школу я в результате так и не закончила, — продолжала старуха. — Про вуз уж и не говорю… Работала билетершей в кинотеатре «Родина», потом в краеведческом музее…

— Это там, где диорама, изображающая, как ваш отец командует расстрелом? — произнес Николай более жестким тоном, чем хотел.

— Ну, да… хоть так могла на него посмотреть.

— И рассказывали экскурсантам официальную версию? Что это он расстреливал?

— Рассказывала, что делать… но фамилию я не называла! — поспешно заявила Алевтина Федоровна. — Ее там и на табличке тоже нет.

«А если бы была?» — подмывало спросить Николая. «Если бы велели называть?» Но он пожалел старуху.

— А Васильчиков… в смысле младший… вас шантажирует этой бумагой? — спросил он вместо этого.

Старуха некоторое время молчала.

— С Аркадием Семеновичем у нас свои отношения, — сказала она наконец. — Вам это ни к чему.

Vrdl, вспомнил Николай. Действительно «вурдалак»? А может, даже «выродок», введенное с ошибкой — лишнее нажатие на кнопку старческим пальцем? Но спросить об этом — значит признаться, что он лазил в ее телефон. Расшифровка может быть и вполне безобидной. Что вообще может понадобиться отставному КГБшнику от 80-летней пенсионерки? Уж точно не интимные услуги. А также не деньги и не политическое влияние — Алевтина Федоровна, очевидно, не располагала ни тем, ни другим. Пусть, действительно, сами разбираются в своих отношениях… в этом вечном российском переплетении жертв и палачей, где одно переходит в другое, как лента Мёбиуса…

— Смотрите, Алевтина Федоровна, — сказал, тем не менее, Николай. — Если на вас кто-то давит… к чему-то принуждает, особенно незаконно… я мог бы помочь. Я ведь из Москвы, мне ваши местные власти не указ. Могу устроить такое, что им не поздоровится.

— Не надо ничего устраивать! — поспешно сказала старуха. — Все нормально. И Светочке ничего не говорите, вы обещали.

— Хорошо, как скажете, — он поднялся из-за стола и забрал бумагу. Алевтина проводила ее взглядом. — Спасибо вам за откровенность. Я понимаю, вам было тяжело об этом говорить. Но, говорят, когда с кем-то поделишься, становится легче.

— Да… наверное.

Вернувшись к своему ноутбуку, Николай быстро добавил в файл combinat.doc еще несколько абзацев, затем задумался. Если Славест не соврал насчет пропуска, возможно, он узнает, что производит комбинат, уже завтра. Или послезавтра, если пропуск заказывается за день. Неужели так просто? Ради какого-то доноса шестидесятилетней давности твердолобый коммунист раскроет либеральному журналисту тайну государственного значения? Попадая при этом, весьма возможно, под серьезную статью и подставляя под статью также и его… особенно если он действительно решится это публиковать. Но если речь действительно идет о каких-то противозаконных экспериментах над людьми — психотронных, генетических, каких угодно — тогда к черту все тайны этого ублюдочного государства. Если главред наделает в штаны — а, скорее всего, так и будет — он, Селиванов, найдет, куда отправить свои материалы. Он оповестит об этом мир, и сделает это достаточно быстро, чтобы ему не успели заткнуть рот. Потом его, конечно, попытаются посадить, как Вила Мирзаянова… и, вполне возможно, посадят, несмотря на международный скандал. Разумнее все же сначала выехать за границу, прежде чем выступать с разоблачениями. Если ему дадут выехать, конечно. Если о его визите во внутренний круг не станет известно раньше времени. И, кроме того, для разоблачений нужны доказательства. Что бы он ни увидел своими глазами, если он не сможет это заснять, а лучше прихватить какие-нибудь образцы… Впрочем, все это пока что дележка шкуры неубитого комбината. Да уж, воистину неубитого. Горбач бил-бил — не добил, Ельцин бил-бил — не добил, журналист бежал, бумажкой махнул…