Он пытался колотить изнутри по крышке, но руки, как это часто бывает во сне, не слушались, и его сознание пронзила новая мысль — а может быть, они правы? Может, ему только кажется, что он жив? Ну не могут же все, кроме него, ошибаться!
Но тут по крышке гроба застучали комья земли, и Николай снова заорал в ужасе: «Нет! Нет! Выпустите меня! Только не так!!!»
Невероятным усилием он все же сумел вскинуть руки — и они ушли в темноту, не встретив препятствия. Неужели гроб — это иллюзия? Или он уже бесплотен?
Лишь несколько секунд спустя он понял, что лежит на спине не в гробу, а на кровати, и тьма в комнате — не могильная, а обычная ночная. Стук сверху, однако, продолжался, и Николаю потребовалась еще пара секунд, чтобы сообразить — это барабанит по крыше дождь. Не обычная красноленинская тягомуть, а, похоже, довольно-таки сильный ливень. Может, даже с градом, хотя град, вроде как, для осени не характерен. Впрочем, от местной аномалии можно ожидать чего угодно…
Николай встал, не зажигая света, подошел к окну, выглянул в щель между занавесками, почти уверенный, что увидит там длинную фигуру в кепке — или, может, в дождевике, по случаю такой погоды. Но там никого не было.
Он вернулся в постель, с запоздалым смущением понадеявшись, что кричал только во сне и не разбудил хозяйку. Некоторое время лежал с открытыми глазами, чтобы уж точно избавиться от остатков кошмара. Из длинной поэмы, прочитанной над его гробом, в памяти, однако, засела одна строфа:
И вряд ли ты их проворонишь,
И вряд ли искупишь борьбой,
Когда коллективный Воронеж
Из мрака придет за тобой.
По сравнению с обычным бредом, который приходит в голову под видом стихов во сне — и из которого, скорее всего, состояла остальная «поэма» — это четверостишие выглядело достаточно складно, хотя, конечно, все равно оставалось бредом. Кого «их», при чем тут Воронеж?
Кстати, рифма «проворонишь — Воронеж» только на первый взгляд кажется хорошей, а на самом деле это «ботинки-полуботинки». Лучше уж тогда «похоронишь»… мда, в тему.
Спать не хотелось, но вставать в такую рань не было никакого смысла, тем более что Николай понимал — организм, не получивший положенного минимума, все равно потом потребует свое. Так что некоторое время он ворочался, пытаясь настроиться на расслабленно-элегический лад, вспоминая канарские пляжи и разноцветные осенние леса штата Нью-Йорк. В конце концов он все же заснул.
Когда он проснулся, было светло — как обычно бывает светло в середине пасмурного дня. Селиванов еще некоторое время лениво лежал в постели, думая, что раз старуха его не будит, то он имеет законное право поспать еще. Затем его мозг все же окончательно вышел из спящего режима, заставив Николая посмотреть на часы. Ё-мое, почти полдень! Похоже, он так старался уснуть ночью, что результат превзошел ожидания. Ничего смертельного, впрочем, нет, на это утро он ничего не планировал — но почему же Алевтина Федоровна не позвала его завтракать? Не из-за обиды же на раскрытую вчера тайну, в самом деле…
Ответ пришел практически сразу. Потому что старуха мертва. Она умерла этой ночью, не пережив вчерашний разговор. Инфаркт или инсульт. А может, даже и самоубийство.
Только этого мне не хватало, с тоской подумал Николай. Значит, придется сейчас звонить… кому? ну, очевидно, Светлане, а там уж пусть она со всем разбирается… Ей, конечно, не позавидуешь — во время одних похорон узнать о необходимости других… притом, что Петьку она хоронит исключительно по обязанности, а вот бабушку, похоже, в самом деле любила… И можно ли будет после этого остаться на квартире? Скорее всего, жилье в Красноленинске ему нужно лишь на ближайшие день-два, но не хотелось бы ради этой пары дней куда-то перебираться… И не начнет ли какой-нибудь Сысоев досаждать очередным расследованием, особенно если окажется, что смерть не вполне естественная? Не лучшая перспектива, учитывая, что кроме Николая и старухи в доме никого не было…
У Селиванова даже мелькнула малодушная мысль сделать вид, что он ничего не заметил — по крайней мере, до вечера — но он тут же отогнал ее как и недостойную, и неконструктивную. К тому же — что, если у старухи был, как говорили в старину, удар, но она еще жива? Тогда надо не лежать и размышлять, а скорей звонить в «скорую»! Которая здесь не выезжает к людям старше семидесяти… ну, пусть только попробует не выехать!
Николай вскочил с постели, торопливо натянул штаны и рубашку и, не обуваясь, с мобильником в руке выскочил в коридор. Повернул и дернул ручку комнаты хозяйки — и, подтвердив его худшие опасения, дверь открылась.
Читать дальше